Затворник
Шрифт:
Ночь была безлунная, и отойдя немного от костров, Кормахэ с Хвостом очутились в таком мраке, что даже собственных рук было не видно, сколько не пяль глаза. И Хвостворту каждый шаг делал словно в бездну, не зная что окажется под его ногой - ямина, трясина, или какой-нибудь поваленное дерево - чтобы запнуться, упасть и удариться головой о пень... Лишь тяжелая рука Кувалды на правом плече немного его успокаивала - все-таки, не даст сразу рухнуть если что.
Наконец обнаружились пропавшие бенахи. Хвостворту не увидел самих воинов, а лишь расслышал их встревоженные голоса.
– Смотри! Смотри!
–
– Куда тут смотреть-то, а?
– спросил Хвост по-ратайски. Вместо ответа Кормахэ нащупала в темноте его голову, и повернула в нужную сторону.
– Туда гляди! Видишь теперь?
– Вижу, что темно как в берлоге!
– проворчал Хвост.
– Еще гляди!
Хвостворту сверлил глазами черную стену лесной ночи, но ни черта не мог в ней высмотреть. Вдруг дубравцу показалось, что прямо перед носом у него проплыло и исчезло пятно размером с монету, точно загорелся и тотчас погас светлячок. Через мгновение оно вспыхнуло опять, и опять пропало. Потом еще раз - так же...
Хвостворту понял, что это не светлячок вспыхивал и гас у него под носом. Сияло что-то вдалеке, и перемещалось меж деревьями, то скрываясь за ними, то появляясь опять, как если бы несли по лесу факел. Но от факела свет рыжий и дрожащий, СИЯНИЕ же было ровным, иссиня-белым, бледным как лунный свет.
Показалось еще раз, теперь уже поближе, и Хвост разглядел в этом горящем пятне человеческие очертания...
И тут только вспомнил свое полусон-полувидение, такую же блеклую фигуру, вспомнил, как шел за ней по лесу, такой же кромешной ночью!
– Слушай, Кувалда! Я ж видел такого уже! Когда шатался по лесу, он все передо мной светил! Вот теперь как сейчас помню: иду по лесу в темноте, а такая же вот дура висит перед глазами...
– А почему сразу не сказал?
– воскликнула Кормахэ.
– Я думал, сон это был...
– Сон! Ну, парень, ты... Я уж и не знаю, что тебе сказать на это! То ли ты в рубашке родился, то ли тебе как утопленнику везет! Ты же у шамана висел на крючке!
– Как это?
– испугался Хвост.
– Этот ляд огненный - и есть шаман! Они в такой вид ночью оборачиваются, и ползают, проклинают людей! Чтобы те к ним шли, послушные как бараны! И ты туда же шел - тот самый шаман, который здесь, при тебе остывал. он тебя и заклял! А ты к нему уже шел... Да не дошел ста шагов... Опоздай мы на день - был бы ты сейчас такой же бессловесный, как вот эти! Понимаешь!?
– Как...
– Да вот так же, дурило! Тоже бы, как они, забыл бы мать с отцом, кто такой и как звать!
Хвостворту охватил нешуточный страх. Он поглядел на маячащее меж дальних деревьев светлое пятно.
– А он может снова...
– Ты не бойся. Даже если он тебя заклянет, ничего с тобой не случится, пока мы вокруг. Если кто увидит, что с тобой не так, что ты снова куда-то собираешься утоптать, - так одернет.
– Что делать-то с ним теперь?
– спросил перепуганный Хвост
– А ничего с ним не сделать!
– с досадой выпалила Кувалда - Он как дым, бестелесный! Ни ударить, ни рукой схватить! Плывет над землей, не то он есть, не то его нету, только что светит! Но сам, гадина, все видит! И в одиночку не бывает. Если он тут, значит правда,
– Так что, они про нас теперь знают?
– спросил Хвостворту.
– То-то и оно! Теперь уходить придется...
Тут же, как по подсказке, раздался голос Сотьера:
– Всем приказываю вернуться в лагерь! Все в лагерь! Быстро!
Посреди стана, у тех самых нарт, Сотьер мигом созвал старшин, и после короткого совета, приказал немедленно сниматься с места и шагать прочь.
– Куда мы?
– спросил Хвост у Кувалды.
– Не знаю, куда!
– хмуро ответила воительница - Подальше отсюда, вот и все!
Кувалда развязала Хвоста, дала ему оправиться и связала снова - на этот раз только запястья, и руки не заломала за спину, чтобы он как-то мог идти. Второй веревкой обмотала его округ пояса, а свободный конец накрутила себе на руку. В несколько минут весь отряд собрался. Зажгли заготовленные факелы, и пошли по лесу гуськом.
– Слушай, Кувалда!
– сказал Хвостворту - А ничего, что мы тут светим? Ведь так нас за семь поприщ видно!
– Нет.
– ответила Кормахэ - Колдун в темноте видит еще лучше, чем при свете. Темнота нас от него не скроет. А огня они сторонятся - так хоть...
– сплюнула - так хоть издалека будет за нами следить, и глаза не мозолить. А обычные турьянцы от нас, должно быть, далеко, раз отправили вперед себя шамана. Будь они близко, им бы было проще самим подползти к лагерю, незаметнее, в такой-то темени...
Шли долго. Пробирались через мшистые болота, ощупывая жердями путь, тут и там натыкались на озера, и обходили их берегом, знать-не зная, долог ли путь вокруг. Поднимались на гривы, и снова спускались в низины. Шли то по соснякам, по почти совсем сухой земле, а в ельниках вязли по колено в сыром снегу. Хвост только ногами мог догадываться, что за местность кругом, а глазами не видел ничего, кроме бенахской спины спереди. Колдуна не было заметно - факелы затеняли его тусклое свечение. Но присутствие его ощущалось ни зрением, ни слухом, а каким-то иным чувством. Как будто крючок, на котором Хвостворту сидел у шамана, остался где-то внутри, зацепился мелкой зазубренной иглой в глубине горла, и новый рыбак осторожно подергивал за него, и не давал покоя...
С рассветом черное небо стало сменяться на темно-серое. Понемногу светлело. Хвост снова выбивался из сил: усталость, что он накопил за дни своего лесного скитания, едва убаюканная отдыхом, понемногу возвращалась. Но все же у него достало терпения дождаться утра.
Только теперь он смог увидеть весь матьянторский отряд в сборе, и на ровном месте. Всего порубежников было семь или восемь десятков. Нескольких раненных в позавчерашнем сражении, бенахи тащили на двух нартах. Вместе с остальными, связанные в цепочку, брели шесть бывших турьянских рабов. С позавчера они стали чуть почище, переоделись, но так и оставались теми же все забывшими безумцами. Привязанные за шеи, они шагали смирно и безропотно, не издавая ни стона. Хвостворту, еще впервые увидев пленника северян, подумал, а теперь - утвердился в своей мысли, что к этому их приучили бывшие хозяева. Рабы турьянцев привыкли абсолютно подчиняться каждому, кто держит их за шейный поводок.