Затворники Альтоны
Шрифт:
Франц (в последней попытке защиты). Мы господствуем над Европой, будучи разгромлены! Окажись мы победителями, что бы мы делали?
Отец. Мы не могли победить.
Франц. Значит, войну надо было вести, чтобы проиграть?
Отец. Надо было сыграть в поддавки: как всегда.
Франц. И вы это сделали?
Отец. Да, с самого начала военных действий.
Франц. А те, кто искренне любил свою страну,— пожертвовал своей честью во имя победы...
Отец (хладнокровно и жестко). Они только рисковали затянуть всю эту резню и задержали бы реконструкцию. (Пауза.)
Франц. Великолепная тема для размышлений... Вот чем я займусь наверху.
Отец. Ты не выдержишь там ни одной минуты.
Франц. Ошибаетесь, отец: я отрекся от страны, которая повергла меня в прах.
Отец. Все тринадцать лет ты пытался это сделать и безуспешно. Теперь ты знаешь все: неужто ты опять будешь разыгрывать свою комедию?
Франц. Разве я могу отказаться? Германия должна околеть, не то я — обыкновенный уголовный преступник.
Отец. Так оно и есть.
Франц. Значит? (Устремив взгляд на отца, отрывисто.) Я не хочу умирать.
Отец (спокойно). Почему?
Франц. Вам легко спрашивать. Вы вписали ваше имя в историю.
Отец. Если б ты знал, как мне наплевать на это.
Франц. Это ложь, отец. Вы хотели создать флот, и вы его создали.
Отец. Я создал его для тебя.
Франц. Вот оно что! А я-то думал, что вы создали меня для него. Но, как бы там ни было, он существует. Мертвый или живой, вы — флот. А я? Что я оставлю после себя?
Отец. Ничего.
Франц (неистово). Вот потому-то я и буду жить до ста лет. У меня есть только моя жизнь. (С остервенением.) Только она! И я не отдам ее. Вы думаете, что я ее ненавижу, а я считаю, что это лучше, чем ничего.
Отец. Жив ты или мертв, все равно — ты ничто. Ничего не делаешь, ничего не сделал и не в силах ничего сделать. (Долгая пауза. Медленно подходит к лестнице, останавливается, поднимает голову, глядя на площадку, где стоит Франц.) Прости меня, Франц.
Франц (охваченный страхом). Вы? Это новый трюк!
Отец ждет.
(Резко.) За что?
Отец. За тебя. (Пауза; усмехаясь.) Родители подобно творцам: они готовы остановить солнце. Я верил твердо, что мир не изменится. Он изменился. Помнишь, какое будущее я готовил тебе?
Франц. Да.
Отец. Мы говорили о нем без конца... ты словно видел его.
Франц кивает головой.
Но все это было лишь моим прошлым.
Франц. Да.
Отец. Ты и тогда понимал?
Франц. Всегда. Но поначалу мне это доставляло удовольствие.
Отец. Мой бедный малыш! Я мечтал, чтобы ты управлял моим делом после меня. Но, в сущности, управляет оно. Оно выбирает для себя людей. Мое предприятие принадлежит мне, но, по сути, я уже не распоряжаюсь им. Тебя, мой маленький принц, оно отвергло сразу же: кому теперь нужны принцы? Оно само создает и выбирает даже управителей.
Пока отец говорит, Франц медленно спускается вниз.
Я тебе передал весь мой опыт, все мое неуемное стремление к господству, но все напрасно. Очень жаль! Ты жаждал действий и выбрал рискованный путь, и вот во что превратились твои подвиги. Твои терзания толкнули тебя на преступление, ты повержен в прах. Я не люблю угрызений совести, Франц, они бессмысленны. Если бы я верил, что где-то в чем-то ты можешь быть полезен... Но я сделал из тебя монарха; на сегодняшний день это значит быть ни к чему не пригодным.
Франц (с улыбкой). Я был обречен?
Отец. Да.
Франц. На бессилие?
Отец. Да.
Франц. На преступление?
Отец. Да.
Франц. Кем же — вами?
Отец. Моими страстями, унаследованными тобой. Скажи на суде твоим Крабам, что я один виноват — во всем.
Франц (с той же улыбкой). Вот что я жаждал услышать от вас. (Спускается с последней ступеньки и останавливается возле отца.) Тогда я принимаю.
Отец. Что?
Франц. То, что вы ждете от меня. (Пауза.) Но с одним условием: оба и немедленно.
Отец (опешив от внезапности). Немедленно?
Франц. Да.
Отец (хрипло). Ты имеешь в виду — сегодня?
Франц. Я хочу сказать — тотчас. (Молчит.) Ведь вы этого хотели?
Отец (кашляя). Не так... скоро.
Франц. А почему?
Отец. Я только что снова тебя обрел.
Франц. Вы никого не обрели. Даже вы. (Спокоен и прост впервые за все время, во всем облике полная безысходность.) Я всегда был и буду ничем; только одним из ваших вымыслов. Остальные остались нереализованными у вас в голове, а этому, к несчастью, суждено было воплотиться. В Смоленске, ночью... минута независимости. Итак, вы виноваты во всем, за исключением той ночи. (Пауза.) Тринадцать лет лежал в ящике моего стола заряженный револьвер. Знаете, почему я не спустил курок? Я говорил себе: что сделано, то сделано. (Пауза; глубоко искренне.) Смерть ничего не меняет, она не изменит и меня. Я бы хотел... только не смейтесь: никогда не родиться. Я но всегда лгал себе, там, наверху. Вечерами я ходил взад и вперед по комнате и думал о вас.
Отец. А я сидел здесь, в этом кресле. Ты шагал, я слушал.
Франц (безразлично и безучастно). Да? (Собираясь с мыслями.) Я размышлял: если бы была возможность вернуть этот мятежный образ, восстановить его, воплотить его в себе, снова ожил бы ваш облик.
Отец. Ничего не было, кроме меня, Франц.
Франц. Не торопитесь; это надо еще доказать. (Пауза.) Покуда мы живы, нас всегда будет двое. (Пауза.) В вашем «мерседесе» было шесть мест, но вы брали с собой только меня. Вы говорили: «Потренируемся, Франц, наберем скорость». Мне было тогда восемь лет; мы мчались по берегу Эльбы... он все на том же месте, этот Чертов мост?
Отeц. На том же.
Франц. Опасный пробег: столько смертей каждый год.
Отец. С каждым годом их больше.
Франц. Вы говорили «вот он!» и нажимали на акселератор. Я сходил с ума от страха и радости.
Отец (чуть улыбаясь). Как-то раз застопорил тормоз.
Франц. Два раза. Какую скорость набирают теперь машины?
Отец. «Порш» твоей сестры сто восемьдесят.
Франц. Возьмем его.
Отец. К чему такая поспешность?
Франц. На что вы надеетесь?