Шрифт:
Дж.Д.Селинджер
Затянувшийся дебют Лоис Тэггетт
М. Макарова, 1996 (перевод на русский язык)
Лоис Тэггетг окончила школу мисс Хэском и была двадцать шестой по успеваемости среди сорока восьми одноклассниц, а осенью на семейном совете было решено, что пора предъявить товар, пора, пора ввести девочку в общество. Папуля и мамуля раскошелились и выложили тысяч сорок на потрясный отель, и, если не считать двух-трех простуд и парочки увязавшихся за ней не-тех-кого-стоило-бы-иметь-в-виду парней, кампания прошла успешно. И виду нее был вполне товарный: белое, с орхидеей, прилаженной чуть ниже юных ключиц, платьице и очаровательная, хоть и несколько вымученная улыбка. Джентльмены со стажем нервно сглатывали и требовали у
В ту же зиму Лоис энергично внедрялась в манхэтгенский бомонд, в сопровождении жутко фотогеничного молодого человека, завсегдатая "Сторк-Клуба", в тамошнем баре он заказывал себе исключительно виски с содовой. Лоис сумела-таки произвести впечатление. Ну еще бы, с ее-то фигуркой, и одета шикарно, и, главное, со вкусом, и, похоже, очень, оч-ч-чень неглупа. В тот сезон как раз пошла мода на умненьких.
А весной дядя Роджер, вот душка, согласился взять ее регистратором в одну из своих контор.
Это был здорово ответственный год, свежевыпущенным дебютанточкам предстояло найти себе Занятие. Салли Уокер уже пела в клубе у Альберти; Фил Мерсер чего-то там моделировала, платья, кажется; Алли Тамблстон пробовалась на какую-то роль. Ну а Лоис заполучила должность регистратора в одной из контор дяди Роджера, в самой главной, между прочим. "Прослужила" она ровно одиннадцать дней (вернее, восемь плюс три неполных) и совершенно случайно узнала, что Элли Поддз, Вера Гэллишоу и Куки Бенсон собираются в круиз, и не куда-нибудь, а в сам Рио. Эта новость свалилась на нее в четверг вечером. Веселый город [32] Рио, про него иначе и не говорят. На следующий день Лоис на работу не пошла. Вместо этого она уселась на полу и принялась красным лаком красить ногти на ногах, окончательно убедив себя, что в этой дурацкой дядькиной главной конторе сплошь жуткие зануды, а не мужчины.
В общем Лоис тоже отправилась в круиз и в Нью-Йорк вернулась в начале осени - без кавалеров, зато прибавив три кило в весе и вдрызг разругавшись с Элли Поддз. Остаток года она проторчала на лекциях в Колумбийском университете. Три курса по искусству - "Голландская и фламандская школы живописи", потом еще "Композиционные особенности современного романа" и "Разговорный испанский".
Потом, наконец, пришла весна, и под урчанье кондиционеров "Сторк-Клуба" Лоис влюбилась. Он был высоким, он говорил звучным, завораживающе наглым голосом, его звали Биллом Тэддертоном, и был он рекламным агентом. То есть совершенно не тем, что стоило тащить к себе домой и предъявлять мистеру и миссис Тэггетт, однако Лоис полагала, что это как раз то, что очень даже стоило предъявлять. Влюбилась она по уши, и Билл, успевший узнать что и почем-с тех пор как смылся из своего Канзас-Сити - умело дозировал выразительные взгляды, с ходу поняв по ее глазам, что к семейному очагу его наверняка допустят.
Лоис превратилась в миссис Тэддертон, и Тэггетты восприняли это довольно спокойно. Теперь не принято выходить из себя по поводу того, что ваша дочь предпочла Асторбильту (чудный, чудный мальчик) какого-то мороженщика. Рекламный агент, мороженщик. Один черт. Это же очевидно всякому приличному человеку.
Лоис и Билл сияли квартиру на Сатгон-плейс. Трехкомнатную, с маленькой кухонькой и просторными шкафами, там замечательно разместились платья Лоис и пиджаки Билла с их широченными плечами.
Когда подружки спрашивали, счастлива ли она, Лоис тут же выпаливала: "Безумно". Но вообще-то она совсем не была в этом уверена - в том что "безумно". У Билла, конечно, имелась целая куча замечательных галстуков и сногсшибательных - с такусенькими блесточками - сорочек; а каким уверенным тоном он разговаривал по телефону, в эти минуты он бывал просто неотразим; и как аккуратненько все складывал. Ну и... всякое остальное у них с ним... тоже было здорово. Правда, правда. Но...
Впрочем, в один прекрасный день Лоис вдруг обнаружила, что она действительно Безумно Счастлива, поскольку очень скоро после
Когда он вернулся вечером домой, Лоис сидела в моррисовском кресле [кресло со съемными подушками и регулируемой откидной спинкой, названо по имени автора модели - Уильяма Морриса. (Прим. переводчика)], поджав под себя ноги в красных шлепках. Сидит, лапонька, точит пилкой коготки и слушает .по радио румбу Санчо. Билл просто чуть не умер от счастья. Ему хотелось скакать козлом. Ему хотелось стиснуть зубы, чтобы потом все же позволить ему прорваться - бешеному, безумному воплю радости. Но он не решился. Ну что он после ей скажет? Ведь не может он подойти и брякнуть "Лоис, сегодня я полюбил тебя. По-настоящему полюбил. А раньше я считал тебя обыкновенной дурочкой, хотя и очень славной дурочкой. И женился я не на тебе, а на твоих деньгах. Но теперь плевать я хотел на деньги. Ты моя девочка, ты моя любовь. Женушка моя, детка моя ненаглядная". И "О господи, до чего же мне с тобой хорошо". Ну разве он мог все это ей выдать? Поэтому он просто подошел, молча ее по- целовал и вытянул за руки из кресла, а в ответ на ошарашенное "ты чего?" подхватил ее и заставил отплясывать с ним румбу.
Спустя пятнадцать дней после Биллова открытия Лоис все еще не могла не насвистывать каждую минуту "Станцуй со мной "бигин" [популярный в США в сороковые годы ритмичный танец, родина которого - западная часть Антильский островов. (Прим. переводчика)]. Вскочив на Пятой авеню в автобус, она теперь всегда улыбалась кондуктору и ах-как-огорчадась, если ему, бедняжке, приходилось искать ей сдачу. Она подолгу разгуливала в зоопарке. Она не забывала больше каждый день звонить мамуле, которая вдруг стала не просто мамуля, а "мамуля - это наш человек". "Бедный папулька, - вздыхала она в телефонную трубку, - совсем заработался". Нет, им с папулей [34] совершенно необходимо отдохнуть. Ну хота бы поужинать с ними в пятницу. Договорились. И никаких "но"...
На шестнадцатый после Билова прозрения день случилось нечто. На исходе этого шестнадцатого новой эры, Эры Любви, дня Билл сидел в кресле, Лоис устроилась у него на коленях, прижавшись затылком к его плечу. Из радиоприемника нежно порыкивал джаз Чика Уэста, Солировал сам маэстро, выводя на приглушенной сурдиной трубе припев классной, хоть и не модной уже песенки "Дым ест твои глаза". ...
– Дорогой, - еле слышно прошептала Лоис.
– Детка моя, -разнеженно отозвался Билл.
Они сели чуть поудобнее. Лоис снова прислонилась головкой к его плечу, а Билл потянулся взять из пепельницы сигарету. Но вместо того, чтобы поднести ко рту, он перехватил ее точно карандаш и начал рисовать в воздухе круги, почти касаясь торящим кончиком руки Лоис.
– Да ну тебя, - дурашливо надув губы, сказала Лоис.
– Обожжешь.
Но Билл, сделав вид, что не слышит ее, продолжал опасную забаву, и в конце концов, естественно, задел руку. Лоис громко вскрикнула и, вскочив с его колен, выбежала из комнаты.
Билл ринулся за ней и стал дубасить кулаком по двери ванной - Лоис заперлась.
– Лоис, детка. Сам не знаю, что на меня нашло, ей-богу. Ну солнышко мое, ну Лоис. Ради бога, открой. Слышишь меня? Ради бога!
Конечно же, она открыла и, конечно же, немедленно очутилась в его объятиях.