Заур. Я тебя украду
Шрифт:
Сегодня я нимфа. Невесомая, немного застенчивая и в то же время развратная. Альберту нравится. Ему вообще всё нравится. Наверное, я в его вкусе, потому что других девочек он не заказывает.
— Иди ко мне, — голос мужчины слегка севший, к концу моего танца возбуждаются все, но он особенно.
Отпускаю пилон и шагаю вниз, к его креслу. Опускаюсь перед ним на колени, а Альберт берёт меня за подбородок, приподнимает лицо кверху.
— Ну что, Жемчужина, ты подумала?
Ах, да… Его предложение. На самом деле я подумала и приняла решение сразу же после его вопроса неделю назад. Но, не желая обижать
— Я не могу… Простите, Альберт…
— Тшшш, — он прикладывает палец к моим губам. — Не надо этого выканья, сколько раз тебя просил? Ты лучше скажи мне, хорошо подумала? Может, тебе нужно ещё время?
Мужчина красивый. Не молодой, но возраст ему даже идёт. Солидный, щедрый, добрый. Но я не хочу и не могу никого впускать в свою жизнь. От мужчин лишь боль и неприятности, а мне неприятности не нужны. Равно как и боль. Достаточно.
— Я подумала. Нет.
Он вздыхает, явно недоволен, но не давит. Берёт меня за запястья и тянет вверх, усаживая к себе на колени.
— Ты не боишься заниматься проституцией в этом гадюшнике, но боишься стать моей любовницей? Могу узнать почему?
— Дело во мне. Просто… Мне не нужны мужчины. Это просто работа, не более.
Он понимающе кивает, кладёт руку мне на затылок и уверенно надавливает, накрывая своими губами мои.
— Закрыли тему. Но знай, моё предложение в силе.
Целует с горячим выдохом в рот и запускает в него свой язык. Я закрываю глаза, отдаюсь клиенту полностью, отключая разум и оставляя лишь голые инстинкты. Альберт – единственный, с кем могу так расслабиться. Иногда даже испытываю оргазм, что в моём случае почти невозможная роскошь.
Поднимается с кресла со мной на руках и шагает к дивану. Бросает меня на мягкий плед, нависает сверху и снова целует. Обычно я не позволяю себя целовать в губы. Это слишком интимно и не для всех. Этими губами та другая Илана целует свою дочь, поэтому я не делаю минет – ещё одно правило. Многие клиенты уходили от меня недовольными именно из-за этого моего бзика. Благо я не в борделе работаю и не по принуждению, могу сама решать, каким образом доставить клиенту удовольствие. Тех, кто пытается затолкать мне в рот свой причиндал, бесстрашно посылаю к другим девочкам. Но с Альбертом всё иначе. Он заставляет меня забывать, кто я и чем занимаюсь. Это, конечно же, подкупает и позволяет раскрепоститься до предела.
Пока я раскатываю по стволу его члена презерватив, Альберт смотрит на меня. Не трогает, не торопит, как обычно делают другие, опасаясь прийти на ужин к жене не вовремя. Смешно, да? Они боятся опоздать на ужин, но не стесняются трахать перед этим шлюху. Отлизывать ей между ног, а потом этим же ртом целовать свою семью.
Альберт другой. Я о нём практически ничего не знаю, но чувствую это. Он не такой, как все эти…А может, мне просто необходимо в это верить.
Со стоном запрокидываю голову, когда он входит в меня, заполняя одним уверенным толчком и, уткнувшись в мою шею, сдавленно хрипит. Сжимаю коленками крепкие мужские бёдра и всхлипываю, когда толчки во мне учащаются и становятся глубже. Альберт не груб, хотя и нежностей не любит. Он сильно возбуждён, будет отрываться за всю неделю, что мы не виделись, и я, выгибаясь, позволяю ему заполнять меня до предела, до пошлого звука соединяющихся тел.
Альберт уходит уже под утро. На все его попытки увезти меня из клуба сопротивляюсь. Он, конечно, вроде как хороший, но я свои правила не нарушаю. Почти все, почти всегда…
— Говорят, ты никого не целуешь. Это правда? — пока он застёгивает запонки, я лежу на диване, на смятом, влажном от нашего пота пледе.
— Говорят? — приподнимаю брови в удивлении. — И кто же это обо мне говорит?
— Неважно, кто говорит. Это правда?
Он узнавал обо мне? Настораживает…
— Правда.
— Но меня целуешь.
— Вас – да, — я никак не могу избавиться от привычки «выкать» ему. Казалось бы, после того, чем мы занимались с ним всю ночь, официоз уже не имеет никакого смысла, но Альберт внушает уважение и какой-то страх на уровне ощущений.
— Почему?
Пожимаю плечами.
— Вы мой любимый клиент, — улыбаюсь, перебарывая смущение.
— Чушь, — обрывает меня незамедлительно. — Почему?
— С вами мне… Не так, как с другими.
Он заканчивает со своей одеждой, подходит к дивану, и рядом ложится увесистая пачка денег. Я округляю глаза, поднимаю голову.
— Как-то много…
— Купи дочке что-нибудь, — произносит, глядя на меня сверху вниз и, тронув пятернёй за лицо, чуть сжимает щеки. — Увидимся через неделю, — большой палец ныряет мне в рот, надавливает на язык и растирает мою влагу по нижней губе. — Моё предложение всё так же в силе. Когда бы ты ни надумала.
Я ошалело смотрю ему вслед, а когда дверь за широкоплечим мужчиной закрывается, опускаю взгляд на деньги. Я в месяц столько зарабатываю… И откуда он узнал о дочке? Получается, наводил обо мне справки не только в клубе?
Это плохо. Это не по правилам. Я никогда не мешаю личное с работой. Эти два мира вообще не должны соприкасаться. Никогда. Они настолько полярные, что у меня кровь в жилах закипает от подобной мысли.
— Ну, что ты тут, Жемчужинка? — в дверях неожиданно появляется Катя, широко улыбаясь, ныряет в комнату. — Ох-ох-ох! Да тут знатное порево было! — поддевает носком босоножка мои трусики, а я, потеряв ощущение уюта и спокойствия, хмурюсь и кутаюсь в плед. — А Банкир-то твой весь такой довольный умчался. Ух… тачку его видела? Сколько ж там бабла? Миллионер, по-любому.
— Кать, выйди, пожалуйста.
— Чего это? — она непонимающе разводит руки в стороны.
— Просто выйди, — голос на последних звуках начинает дрожать, и Катька вздыхает, спеша ко мне.
— Всё понятно. Опять отходняк начался, — притягивает меня к себе силой и крепко обнимает, пока я, уткнувшись в её плечо, реву белугой. — Ну всё-всё, девочка. Не надо. Ну что ты? Я тебе сколько раз говорила? Не парься, не думай. Это всего лишь работа. И работа, между прочим, неплохая, ясно? Вон сколько девок увозят в Эмираты в рабство, а сколько на трассе стоит? И сколько их находят по канавам да мусоркам? А у нас тут тихо, спокойно, не пыльно. Ну? — она взяла меня ладонями за лицо, встряхнула. — Чего разнылась, Илан? Обидел он тебя, что ли? — а потом опустила глаза вниз, на деньги, и открыла рот. — Нихера себе… Это чё? — взяла в руку пачку ровных новых купюр и взгляд на меня подняла. — Это же что он с тобой делал за такие-то деньжищи?