Заварушка на Фраксилии
Шрифт:
Чуть погодя я заметил жалкие намеки на ведение сельского хозяйства. У овражков, ощипывая с чахлых кустиков желтоватую листву, толпились небольшие стада малосимпатичных животных, очевидно, местного происхождения — гладкокожих, с отвислыми брюшками и задними ногами длиннее передних. Со временем дорога, на которую я выбрался, пошла в гору, и я заметил появившиеся по ее обочинам ряды бесцветных, чахнущих под солнцем насаждений, поникших и полузасохших, но несомненно некогда кем-то возделанных. Раз или два я мельком замечал в отдалении сгорбленные человеческие фигуры, вяло ковырявшиеся в пыли между грядками грубым ручным инструментом. По всему было видно, что люди эти слишком измотаны даже для того,
Условия жизни фраксилийцев оставляют желать лучшего, решил я. Мне открылся новый уровень обнищания — картина бедности более тошнотворной, чем вонь, все еще исходящая от моих перепачканных сапог. Будь я религиозен, я, верно, возблагодарил бы какого-нибудь бога за то, что довольно скоро получу столько килокредов, что бедность скороется с моего горизонта — и надолго. Если, добавил я, улыбнувшись себе под нос, подобная возможность мне действительно представится, я смогу вознести хвалу царебогу.
Больше веселые мысли меня не посещали. Даже появление близ дорожки узкого пенистого ручейка, в котором я смог наконец худо-бедно отмыть сапоги, не исправило моего настроения. Я не был готов к долгому переходу по пустыне под лучами раскаленного светила. Я страдал от жары, жажды, пыли, других неудобств и не знал, как с ними бороться. И не мог позволить себе выпить ни глотка воды из гнилого ручья. В поясном кошельке у меня лежало несколько таблеток метастима, и я проглотил их одну за другой, но действие препарата было слабым и кратковременным.
Но когда, взобравшись на последний залитый солнцем бугор, я увидел перед собой город, то пожалел, что пренебрег неказистыми прелестями сельской местности.
Прошагав еще с километр, я вступил в окраинные городские кварталы. Сейчас я могу со знанием дела заявить, что знаком с различными типами центров урбанизации на многих планетах, населенных все равно кем, людьми или негумами. У всех этих центров есть нечто общее, так сказать, основные черты — толпы народа и множество зданий, в которых этот народ обитает. Кроме того, есть и прочие общие элементы — тот или иной транспорт, коммуникации, очаги коммерции и культуры и прочее. Ничего подобного в фраксилийском городе не было, если не считать сооружений, которые с большой натяжкой можно было назвать зданиями. В них царило полное безлюдье, а разделяли их неопределенных границ пространства, вероятно, соответствующие улицам. Все без исключения постройки выглядели так, словно некая неведомая сила когда-то подняла их в воздух, а потом бросила оземь.
Дома разваливались на глазах. Они были испещрены трещинами, покорежены. Мнгоие здания кренились к земле под самыми немыслимыми углами, у многих недоставало большей части стен или крыш. Окна, двери и прочие проемы зияли подобно раззявленным ртам слабоумных. Все здесь распадалось или было на грани распада, потому что изготовлено было кое-как, из дешевых материалов: стены — из самого скверного чункикрита, металлоконструкции — из ржавых и погнутых труб.
В проулках между домами громоздились кучи щебня и отбросов, похожие на нанесенные ветром песчаные барханы: куски разбитых стен, кузова примитивных механизмов, которые невозможно было узнать, раздавленные контейнеры и упаковки из-под съестного, неописуемый мусор, невообразимая грязь… Запах, исходящий от этих куч, сказал мне, что одна из их составляющих — органическое вещество, существование которого, однако, невозможно оправдать даже понятием «навоз».
Короче, город был мертв. Писатели древности сказали бы «город-призрак», но я счел более подходящим иное определение — город-труп. Безжизненный, обветшалый, рассыпающийся в труху, разлагающийся. И сверхъестественно жуткий. Я даже засомневался, уж не ошиблась ли Поси планетой. Где местное население? И как это население, если оно есть, существуя в таких условиях, умудряется содержать своего царебога в столь потрясающей роскоши?
Разумеется, ответ напрашивался. Вместо улучшения и поддержания уровня жизни народа все ресурсы планеты уходили в казну царебога и тратились лишь на него. Придя к такому заключению, я сделал пару занятнейших выводов касательно возможностей человека, сумевшего воспользоваться фетамом в своих целях и разыграть роль царебога в более благоустроенном мире.
Погруженный в приятные размышления, я скорым шагом пересекал небольшую, невероятно зловонную площадь, когда машинально засек несколько силуэтов, которые крадучись промелькнули у самого края моего поля зрения. Однако поначалу я не обратил на них внимания и, лишь заслышав отчетливый сигнал, поданный чутким сенсором в моем головном обруче, опомнился. Поблизости живые существа! Нервно оглядевшись, я увидл одно из них. За обрушенный угол ближнего здания юркнуло странное создание. Прежде чем оно исчезло из вида, я успел рассмотреть раздутое серое туловище, холку, приходившуюся мне на уровне бедра, и четыре тонкие семенящие лапки. Следом за первым существом так же проворно появилось и исчезло второе — на этот раз я заметил длинный голый хвост, похожий на плеть, узкую вытянутую морду с желтыми и чересчур длинными зубами и блестящие красные глаза.
Я кивнул: я понял, кто это. Не фраксилийские аборигены. Завоевывая и заселяя звездные системы, человечество неумышленно и по невнимательности распространяло множество безбилетников вроде бактерий, мух или вшей. Некоторые из этих созданий в новых условиях выживали и мутировали, неудержимо плодясь. Еще до моего рождения на большинстве заселенных людьми планет подобную нечисть истребили, но бедная Фраксилия не могла позволить себе такую роскошь.
Возможно, продолжал я рассуждать, в этом городе крысы истребили людей.
Я двинулся дальше, стараясь проявлять максимальную осторожность, чтобы ни одна чудовищная крыса не подкралась ко мне незаметно. Я был уверен, что за городской чертой крыс можно будет не бояться — едва ли им позволено приближаться к Божественному святилищу — однако город все не кончался. Домов, пусть и разрушенных, вокруг по-прежнему было множество.
Мне ничего не оставалось, кроме как идти вперед. Палящее солнце поднималось над горизонтом все выше, и мне все сильнее хотелось пить, есть, отдохнуть, а настроение, и без того отвратительное, ухудшалось. Крысы больше не попадались мне на глаза, но я чувствовал на себе их следящие взгляды, устремленные из всех темных углов. Ощущение постоянной опасности заставляло все новые и новые волны адреналина вливаться в мою кровь, и я опасался, что свалюсь с ног от волнения и напряжения раньше, чем доберусь до цели.
Волнение мое усилилось при мысли о другом обстоятельстве: сумею ли я добраться до Святилища засветло? Я понятия не имел о продолжительности фраксилийского дня, и мысль о том, что ночь может застать меня в этом городе крыс, вселяла в меня ужас.
Я уже собрался достать из-за пазухи кулон, чтобы посоветоваться с Поси и справиться у нее о состоянии корабля, когда увидел девушку.
С первого взгляда я не признал в ней существо женского пола, поскольку бесформенная, неописуемо грязная хламида, доходящая до колен, полностью скрывала очертания ее тела. Тяжелые, огромные, совершенно не по ноге башмаки, в которых она топала по середине улицы, тоже могли принадлежать кому угодно. Но потом я заметил под завесой каштановых прядей ее лицо — безусловно девичье. Она несомненно молода, решил я, но не юна. И скорее всего, довольно привлекательна, насколько можно разобрать под потеками грязи на видимых участках тела.