Завербованная смерть
Шрифт:
– Ты не хочешь купить свое молчание. – В Заметалине стала закипать лютая ярость, за последствия которой он не отвечал. – Я тебя на кусочки! Крабам скормлю! Никто и не найдет!
– Извините, – точно, как по сценарию, появился главный герой, – кто-нибудь мне может объяснить, что здесь происходит?
Главный герой был одет в форму полицейского патрульно-постовой службы, жевал какое-то подобие гамбургера и был настолько тучен, что олешинские три толстяка могли запросто поместиться в его штанах.
– Бери ножи, – приказал дрессировщик растерянному Вольдемару, – метай.
– Так, Володя? – спросил он и, получив молчаливое подтверждение, ровненько спилил у щита два верхних угла, придав фанерному заднику форму трапеции. Закончив, он выключил мотор и в наступившей тишине пояснил:
– Мы готовим новый номер.
– Так поздно? – удивился блюститель закона.
– Что поделать, – пожал плечами Заметалин. – Если вы знаете, то сегодня в нашем цирке проводился обыск, – укоризненно произнес дрессировщик, и полицейский согласно кивнул. – Репетиция, естественно, была сорвана, – снова посетовал укротитель, – а другого времени у нас не будет, – закончил он. Полицейский снова понимающе кивнул, благодушно пережевывая полуфабрикат. Однако удаляться, судя по всему, он не спешил.
– Мы понимаем, что немного шумим и причиняем некоторое беспокойство, – Заметалин предпринял еще одну попытку избавиться от назойливого фараона, – мы только привели декорацию в порядок. Больше мы ее включать не будем, – с этими словами он отложил бензопилу в сторону.
– А почему у девушки заклеен рот? – поинтересовался патрульный.
– А это такой номер, – вмешался в разговор иллюзионист. – Она, – Вольдемар кивнул на связанную по рукам и ногам ассистентку, – подсадная утка. Ну, то есть сидит в зале, как самый обычный зритель. А когда мы вызываем добровольца – выходит она.
– А-а-а-а! – лукаво протянул страж порядка и погрозил фокуснику пальцем, мол, ишь, какие вы, русские, хитрые! Но уходить он по-прежнему не собирался, и эстафету говорливости снова подхватил дрессировщик.
– Понимаете, номер очень рискованный, – он взял полицейского под руку, – Володя, покажи.
Иллюзионист завязал себе глаза, взял в руку метательный нож и с силой бросил его в Изольду. Лезвие глубоко вошло в фанерный щит чуть повыше головы девушки. Полицейский от неожиданности поперхнулся и закашлялся.
– Как вы можете догадаться, – прокомментировал выступление друга Заметалин, – обычный зритель наверняка закричал бы, дернулся в сторону… Даже вот вы испугались…
– Кхе-кхе-кхе! – выразительно ответил полицейский.
– А крика ужаса на арене цирка быть не должно. Только в зрительном зале, – продолжал просвещать блюстителя закона дрессировщик, – поэтому, так сказать, для большего натурализма мы и привязываем нашу артистку к стулу.
– О’кей, о’кей, – откашлялся наконец полицейский, весело помахал ручкой прикрученной к стулу Изольде и, неторопливо переваливаясь с боку на бок, отправился охранять мирный сон лимассольских обитателей.
Дрессировщик провел патрульного до его машины, убедился, что фараон достаточно далеко отъехал, вернулся в пустое шапито и взял из рук фокусника еще один клинок.
– Вот что, Мальвина голубоглазая, – решительно и сухо начал он, – я тоже бросать умею. Детство у меня было трудное, бандитское, приходилось иногда и драться, и ножички швырять. Только я не иллюзионист Вольдемар Жозеффи, у меня нож может полететь куда угодно. Мне уже надоела эта игра в хороших – и плохих. Я тебя в последний раз спрашиваю, – он отвел руку с ножом назад, – и подумай хорошенько, прежде чем ответить. Ты собираешься пойти в полицию и сдать нас?
Глава 36
– Послушай, Вероника, не обижай меня, – снисходительно попросил Александр свою спутницу, которая порывалась честно располовинить счет за роскошный, в плане количества, да и качества тоже, ужин. – Где ты видела, чтобы женщина у нас платила за себя?
– У нас – нет, – согласилась девушка. – У наших женщин в глазах только одно желание: на халяву, – емко и жестко охарактеризовала своих соотечественниц гимнастка, – но здесь, милый Сашенька, не Россия, а Западная Европа, к которой Кипр, между прочим, имеет прямое отношение. Так что давай соблюдать местные традиции. К тому же, – напомнила черноволосая красавица, – это я тебя притащила, или, если хочешь, затащила на ужин.
– Сомневаюсь, чтобы у этих амебоподобных, ленивых созданий, под названием кипрские мужчины, – недовольно проворчал Оршанский, – было в традициях вообще приглашать женщин на ужин.
– Иногда бывает, – снисходительно улыбнулась Вероника. – И потом, если ты помнишь, я же так и не заплатила тебе за выступление.
– За какое выступление? – не сразу догадался журналист. – Это когда по моей вине ты сверзлась с каната? Лучше бы ты не напоминала, – грозно предупредил он, – теперь точно ни одного цента не позволю тебе заплатить. – Александр решительным жестом подозвал официанта. – Считай, что это оплата твоего больничного листа, – весело добавил он, рассчитываясь за ужин.
– Ну, а куда теперь? – поинтересовался Оршанский, когда они наконец вывалились из ресторанчика. – Каков твой дальнейший план действий?
– Медленно прогуляться в сторону цирка, – ответила Вероника, отдуваясь, – и растрясти в желудке этот изумительный винегрет.
– В сторону цирка? – удивился Александр. – Ты считаешь, что Изольда все еще сидит в фургоне иллюзиониста? Но зачем?
– Я сказала – в сторону цирка, – поправила его девушка, – а не в цирк, и не в трейлер Вольдемара Жозеффи. Не спеши, ты все узнаешь. Всему свое время. – И она, ловко подхватив журналиста под руку, развернула его на шум моря.
Через минут двадцать неторопливой прогулки, на фоне утыканного мириадам ярких южных звезд, показался высокий купол шапито. Однако, как и обещала гимнастка, они обогнули временное сооружение и так же неторопливо стали спускаться в сторону ласково мурлыкающего моря. Вероника то и дело оглядывалась через плечо назад и, выбрав наконец подходящую позицию, попросила:
– Принеси шезлонги. Здесь мы с тобой и будем ожидать. Если хочешь, – добавила она, удобно откинувшись на спинку, – можешь искупаться. Море сейчас великолепное, тебе понравится.