Завеса
Шрифт:
Отец был открыт всем и каждому. Однако, его толкования мгновенно обнаруживали его естественную отделенность от всех по высоте духа и углубления в суть веры.
Но он умел как бы оделить каждого своей отделенностью и этим преодолеть обделенность ищущего истину в вере.
Самыми интересными для юноши Берга были уроки и диспуты, которые вел отец. Днем к отцу стояли в очередь брацлавские хасиды, исповедаться, раскаяться и попросить совета. Ночами же отец готовился к урокам, засиживался за книгами, вел записи ночи напролет. Потому был всегда бледен, но крепок телом и душой. Взволнованный очередным диспутом, Берг-сын тоже порой не спал ночами.
В кабинете отца висели две карты – Святой земли и Волыно-Подольской губернии,
Не может человек, повторял за рабби Нахманом учитель и раввин Мордхе-Йосл Берг, вникать в буквальный текст Торы, и поэтому надо облачать внутреннюю сущность этого текста в одеяния рассказов и былей. Ведь нельзя излечить слепого, внезапно ослепив его светом, ибо пребывал долгое время во тьме. Во-вторых, требуется использовать иносказание, чтобы не прилепилась к верующему нечистая сила. В-третьих, эта сила может разоблачить верующего, поэтому он должен облачиться в одежды, изменить себя, чтобы его не узнали. Но, главное, только древние эти иносказания могут пробудить все семьдесят ликов Торы и дремлющий дух человека. Рабби Нахман раскрывает в космосе каббалистической книги «Зоар» и лурианской каббалы человеческую сторону. Порой почти абстрактные идеи каббалы оборачиваются в повествованиях рабби живыми страждущими или радующимися образами, подобными образам в картинах Брейгеля. Народные повествования расшифровываются рабби в каббалистическом ключе, преображаясь на глазах. Взгляд рабби Нахмана сверхреален. Его рассказы, сотворенные словами, подобны картинам Шагала, созданным линиями и красками.
Рабби Нахман ставил во главу угла идею исправления мира. Видел себя продолжателем учения великих каббалистов – Баал Шем-Това, рабби Ицхака Лурия, рабби Шимона бар-Йохая – РАШБи.
Но идею рабби Лурия о том, что Бог себя умалил, чтобы выделить место для сотворения нашего мира, рабби Нахман оспаривал, ибо, по его мнению, вездесущий Бог не может отсутствовать даже в крупице сотворенного Им мира.
Идее умаления – «цимцума» – рабби Нахман противопоставлял понятие «освобожденного пространства», подразумевая некое скрытое пространство, с которым нельзя соединиться ни речью, ни мыслью, а только мелодией. Чтобы слиться с этим невероятным пространством, следует оторваться от разума – как Богу, так и человеку – и ощутить необычное, невыразимое, и, тем не менее, существующее таинство этого слияния. Потому, считал рабби Нахман, главным принципом изучения хасидами Торы и Каббалы является не комментарий, длящийся через тысячелетия, а духовное испытание, ведущее к откровению.
Это был, по сути, камень преткновения между придерживающимися буквы Торы и хасидами-мистиками. Обе стороны понимали, что главное – не переступать грань, за которой буквализм может иссушить живую воду Священного Писания, а неудержимое увлечение откровением и буйством чувств может привести к катастрофе. Однажды она уже случилось с движением Саббатая Цви, который поднял еврейские народные массы своими каббалистическими откровениями, но не выдержал давления турецкого султана и принял мусульманство.
Лишь уравновешенное сочетание великих достижений каждой из сторон, что уже бывало в одной из самых длительных в мире историй – истории народа Израиля, приводило к тому, что «узкий мост» оказывался прочнее и долговечнее широких мостов и путей. По ним с превеликим ревом неслись народы в стремлении овладеть миром из боязни собственного исчезновения, и попадали в ловушку этого страха, проваливаясь в небытие.
Сегодня нам, говорил отец Берга, быть может, как никогда, необходима сила духа – продолжать идти по «узкому мосту» и не бояться.
Слушая эти рассуждения отца, Берг-сын думал о том, что трагико-романтическая,
Можно ли это назвать некой извращенной радостью апокалипсиса в заемной земной жизни? Это чувство, прослеживается с древности у еврейских мистиков в писаниях о странствии сквозь огонь, воду и медные трубы на колеснице через семь небес к чертогу Божьему, продолжается в сочинениях рабби Нахмана.
Мрачный вариант конца мира, идущий из тех же источников, был выражен еврейским мистиком, ставшим одним из христианских евангелистов, Иоанном, написавшим свое откровение – «Апокалипсис».
Но, главное, это реальность, скрытая за символами, кодами, передающими истинную ее сущность. Как говорил рабби Акива: увидев прозрачный мрамор, не кричите «Вода, вода». Не бросайтесь в нее, сломя голову. Это может стоить вам жизни.
Гонения со стороны раввинов, придерживающихся буквы Торы, преследовавших рабби Нахмана и его хасидов, отец называл делом подручных дьявола. Кому нужна их рациональность, сердился отец, если они не могут успокоить душу простого смертного, прозябающего в страхе перед жизнью и смертью. Страх этот, по их мнению, плод больного воображения. Но разве такое объяснение может успокоить страждущую душу? Вот они и шли за успокоением к рабби Нахману.
– Так же, как идут к тебе? – с плохо скрытым восторгом умолял отца согласиться сын.
– Ну, что я? – умалял себя отец. – Рабби Нахман прожил 38 лет. А сколько успел сделать. Я уже почти вдвое старше его. Сумел ли я отогнать зло и этот смутный, парализующий душу ужас, который виснет над хотя бы одной живой душой?
Бес ли в облике Вайсфиша?
В начале 1956 года о войне говорили на всех перекрестках Бней-Брака. Религиозные жители городка пользовались информацией из местной газетки, но больше верили слухам, которые приносили те, кто по разным делам пересекал улицу, по другую сторону которой уже был город Рамат-Ган. По сути, даже не надо было улицу пересекать. Прямо напротив въезда в Бней-Брак почти круглосуточно работало радио в кафе, и можно было, немного напрягая слух, слушать последние известия, делая при этом вид, что занимаешься своими делами, например, раскачиваясь, читаешь псалмы Давида.
В Египте, Сирии и Израиле была объявлена боевая готовность. Доказательством, что жители Бней-Брака держали ухо востро, явился тот факт, что только было объявлено по радио о необходимости строить общественные и частные бомбоубежища, многие ринулись в муниципалитет с требованием немедленно этим заняться. Берг-сын тоже вызвался помогать строительству.
Шли месяцы. Все словно бы успокоилось.
Вечером, 29 октября, в девять часов прозвучало экстренное сообщение.
Армия обороны Израиля вторглась в Синай. Парашютисты захватили позиции на Суэцком канале. Началась «Операция Кадеш». В течение считанных дней был захвачен весь легендарный полуостров, на котором сорок лет вершилась мистерия Исхода евреев из Египта, описанная в Торе.
Египетская армия была разбита наголову, пять тысяч солдат и офицеров сдались в плен. На фотографиях в газете, перепечатанных из центральной «Едиот ахронот» – «Последние новости», было видно, как масса египетских солдат, босых, изнывающих от жажды, брела по пустыне в сторону Суэцкого канала. К вечеру Бней-Брак замирал, синагоги были полупусты. Все случайно оказывались напротив кафе, раскачиваясь в вечерней молитве. Владелец же кафе включал радио на полную мощь.
Несмотря на такую ошеломляющую победу, напряжение не спадало. ООН беспрерывно осуждала Израиль. Не только русские, назвавшие эту войну «тройственной агрессией Англии, Франции и Израиля», но и американский президент Эйзенхауэр – требовали отступления Израиля.