Завещание алхимика
Шрифт:
– Ты что, Аля, не можешь спокойно видеть, что человеку хорошо? – отозвался Старыгин, перешагивая через мешок с мусором, выставленный посреди коридора. – Во-первых, ты же знаешь, что я живу не один, а с котом Василием…
– Нет, мужчина без жены – это существо неполноценное! – не унималась Алевтина. – Ты вот знаешь, что по статистике среди холостых мужчин гораздо выше процент больных болезнью Альцгеймера?
– Старческим слабоумием? Ну да, потому что женатые до такого возраста вообще не доживают!
– Нет, ты неправильно рассуждаешь! Ты
– А ты сама подумай, Аля, как будет обидно, если я женюсь из-за этого стакана, а мне не захочется пить?!
– Ну тебя, Старыгин! – Алевтина рассмеялась. – Все-то ты переводишь на шутку!
– Ну ладно, мы вообще-то сюда не шутить пришли и не обсуждать мою личную жизнь. Ты обещала показать мне старые работы Михаила Волкова…
– Ну да, – Алевтина оживилась. – Вот, кстати. Если бы Мишка на мне не женился, все его работы пропали бы. А так – я их сохраню для благодарного потомства…
– Которому вряд ли будет до них дело!
– Злой ты, Дима! – Алевтина прошла в гостиную и задумалась, наморщив лоб. – Черт, куда же я их задевала… нет, здесь их точно не может быть… помню, что я их пристроила в какое-то удобное место… знаешь, как говорят – подальше положишь, поближе найдешь…
Она придвинула стул к высокому платяному шкафу и влезла на него. Сверху полетела пыль, Алевтина громко чихнула и разочарованно проговорила:
– Нет, здесь у меня совсем не то… черт, тут у меня рентгеновские снимки…
– Какие еще снимки? – удивился Старыгин.
– Да это когда я ногу сломала… – пропыхтела сверху Алевтина. – Подай даме руку…
Старыгин подхватил Алевтину и ссадил ее на пол.
Она еще немного подумала, лицо ее просветлело, и она снова кинулась в коридор. Там она нырнула в дверь кладовки, и оттуда вскоре донесся ее полузадушенный голос:
– Нет, здесь тоже не то… это Синдерюхин меня попросил сохранить эскизы к портрету передовой доярки…
В течение следующего часа она облазила свою квартиру вдоль и поперек, при этом нашла комплект навигационных карт черноморского бассейна, архитектурные планы типового коровника, эскизы для первомайского плаката, огромный альбом вышивок (который удивил ее больше всего остального, поскольку сама Алевтина никогда не вышивала, а представить, что этот альбом оставил у нее кто-то из ее многочисленных мужчин, было довольно трудно).
Наконец Старыгин, которому все это порядком надоело, ехидно сказал, что благодарное потомство будет сильно разочаровано, лишившись творческого наследия Михаила Волкова.
И тут Алевтина хлопнула себя по лбу и метнулась в ванную комнату. Там она нырнула под огромную чугунную ванну в многолетних ржавых потеках и вытащила из-под нее толстую коленкоровую папку с матерчатыми завязками.
– Ну, слава богу, нашла! – воскликнула она, выволакивая папку на середину коридора. – Вот оно, Мишкино наследие!
– Как тебе пришло в голову спрятать эту папку под ванной? – удивился Старыгин. – Ведь ты могла все это залить водой?
– Да ты понимаешь, – смущенно отозвалась Алевтина, развязывая узел, – я ждала одного мужика… у меня с ним все было очень серьезно, и я не хотела, чтобы он случайно увидел Мишкины работы и приревновал. Он, понимаешь, был ужасно ревнивый. Вот я и сунула их в первое попавшееся укромное место. Уж здесь бы эта папка не попалась ему на глаза. Ну и сама забыла… а насчет того, что я ее могла залить, можно было не опасаться – у меня ванна много лет не работает.
Алевтина наконец справилась с завязками и открыла папку.
Здесь было множество средненьких натюрмортов (явно сделанных на продажу), пейзажей средней полосы и портретов неизвестных личностей. Потом пошли многочисленные портреты чрезвычайно полной обнаженной женщины, в которой Старыгин узнал Алевтину примерно десятилетней давности.
– Не смотри, Дима, – засмущалась хозяйка, но тем не менее с удовольствием перебрала все эти работы.
– Тогда я была моложе и лучше качеством… – вздохнула она, отложив последний портрет. – Как все же безжалостно время! А вообще, что ты ищешь-то?
И тут Старыгин увидел серию выполненных углем интерьеров.
Видно было, что покойный Волков рисовал одну и ту же комнату, но с разных точек зрения.
На одном рисунке был изображен широкий проем между двумя окнами. В этом проеме стоял низенький столик на изящно выгнутых ножках, а над ним висели часы с расписанным розами циферблатом и медным маятником.
На другом рисунке Старыгин увидел резной шкафчик с застекленными дверцами, за которыми виднелись какие-то старинные безделушки – табакерки, коробочки и фарфоровые статуэтки. На стене над шкафчиком висел небольшой женский портрет в овальной рамке.
– Где это Мишка рисовал – ума не приложу! – проговорила Алевтина, которая рассматривала рисунки через плечо Старыгина. – Я в этой комнате никогда не была! Интересный интерьер…
– К сожалению, от него сейчас ничего не осталось! – проговорил Старыгин, перекладывая следующий рисунок.
Он почти не сомневался, что перед ним – изображения комнаты покойного Якова Романовича.
На следующем рисунке Старыгин увидел другую часть той же самой комнаты. В нижней части листа был круглый резной столик на одной ножке, перед ним – два изящных кресла с массивными подлокотниками и ножками в виде львиных лап.
А вверху, на стене, висели две картины.
Старыгин в волнении задержал дыхание.
Это было именно то, что он искал!
Правая картина, несомненно, была та самая, над реставрацией которой он работал. Даже в таком уменьшенном изображении Старыгин смог разглядеть темную башню, увенчанную квадратными зубцами и неровными отверстиями бойниц, тяжелые, мрачные облака, холмы на заднем плане и крошечные фигурки убегающих людей… людей, убегающих от невидимой опасности…
Впрочем, теперь опасность не была незримой.