Завещание Инки

Роман впервые опубликован в детской газете «Гуте камерад» («Gute Kamerad»), где печатался отдельными фрагментами с октября 1891 г. по сентябрь 1892 г. Почти сразу же после завершения газетной публикации в Штутгарте вышло отдельное издание этого романа.

Интерес Карла Мая к Латинской Америке проявился на фоне общего роста в Германии интереса к этому материку. При создании этого произведения К. Май использовал большое количество литературных источников, в основном, газетных и журнальных статей об Аргентине, но также и две книги немецких путешественников Бурмайстера и Целлера:

H. Burmeister. Reise durch La-Plata-Staaten, mit besonderer Rucksicht auf die physische Beschaffenheit und Kulturzustand der Argentinischen Republik. Halle, 1861

H. Zoller. Pampas und Anden. Sitten— und Kulturschilderungen aus dem spanischen-redenden Sudamerika mit besonderer Berucksichtigung des Deutschtums. Berlin/Stuttgart, 1884.

Коррида де торос,

коррида де торос!» [1] — Эти выкрики звучали на перекрестках прямых, как стрелы, улиц Буэнос-Айреса уже который день. Исходили они от зазывал-глашатаев, одетых в пестрые костюмы, украшенные бантами и лентами. Впрочем, они не столько зазывали, сколько, казалось, просто делились с каждым встречным своей собственной радостью, своим ликованием. И вот уже весь город охватила лихорадка ожидания корриды: о ней писали все газеты, во всех местах, где собирались мужчины — от самых фешенебельных ресторанов до низкопробных таверн, шли разговоры только о корриде.

Слово «коррида» — своего рода пароль для каждого испанца или его потомка, фитиль, запалив который непременно жди мощного выплеска эмоций. Таков характер этого народа! И его не переломить никаким морализаторам, пытающимся доказать с упорством, достойным лучшего применения, что корриду-де нужно запретить. Станет испанец слушать этих зануд, как же! Ноги сами собой несут его к арене, с которой доносится рев быков, несущихся, словно ураган, на лошадей и тореадоров.

Итак, да здравствует коррида!

Ее в Буэнос-Айресе не было уже много лет. В этом виновны политики, которые постоянно затевают друг с другом какие-то грязные игры. Последнюю такую игру, обернувшуюся войной, повел парагвайский диктатор Лопес. Он напал на Аргентинскую Конфедерацию, и это стоило народам обеих воевавших стран пятидесяти тысяч погибших, военных затрат в сорок миллионов долларов, а также ста тысяч жертв эпидемии холеры, распространявшейся в условиях войны [2] , как пожар в лесу, страдающем от засухи. Но на минувшей неделе аргентинские войска одержали очень важную победу над вояками Лопеса. Вот почему расцвечен огнями иллюминации Буэнос-Айрес, готовятся увеселения, любимые народом, и сам президент Сармьенто одобрил идею проведения корриды.

Несмотря на то что времени для подготовки корриды было маловато, ее устроители приложили максимум усилий, чтобы она прошла как можно более ярко. Буэнос-Айрес не нуждался в том, чтобы приглашать тореадоров со стороны, вполне можно было рассчитывать на своих собственных, за которыми числилось немало блестящих подвигов на арене, и многие из них никогда не имели поражений и даже легких ран, нанесенных быками. И вдруг, в самый канун корриды, никому доселе не известный приезжий из Мадрида, несколько дней назад снявший номер в одном из лучших отелей аргентинской столицы, объявил о своем намерении участвовать в бое быков. Впрочем, недоумение членов комитета по подготовке корриды очень скоро сменилось радостью, как только выяснилось, что этот самонадеянный чужестранец — вовсе даже не неизвестный, а напротив, очень знаменитый человек — лучший матадор Испанского королевства сеньор Крусада.

Не успели жители Буэнос-Айреса взвесить все «про» и «контра» в связи с этой новостью, как о своем желании участвовать в корриде заявили еще два сеньора, правда, уже не в качестве тореадоров Один из них владел огромными стадами. Некоторое время назад этот сеньор, затратив немалые средства, приобрел несколько североамериканских бизонов, чтобы скрестить их— с обычными коровами, но хозяева бескрайних прерий оказались такого дикого и неукротимого нрава, что ему не оставалось ничего другого, как немедленно избавляться от них. И вот этот самый сеньор заявил во всеуслышание, что предоставляет самого сильного из своих бизонов для корриды, причем совершенно бесплатно. Другой сеньор, решивший внести свою лепту в проведение корриды, был не беднее первого, но удивил другим. Он владел большой асиендой [3]

в окрестностях Сан-Николаса, и его работники не так давно поймали в сети ягуара, повадившегося регулярно навещать овечьи отары. Пятнистый разбойник был коварен и хитер и множество раз уходил из ловушек, приготовленных для него, целым и невредимым, но вот наконец-то попался. Сначала асьендеро [4] хотел продать своего разорителя подороже, но потом в приливе патриотических чувств заявил, что дарит ягуара комитету по подготовке корриды.

Итак, предстоящая коррида обещала стать поистине незаурядным событием. «Крусада», «бизон», «ягуар» — эти три слова склонялись в Буэнос-Айресе на все лады. Осмелится ли знаменитый матадор сразиться с бизоном и ягуаром, и, если осмелится, кто выйдет победителем? Ставки в спорах росли, как на дрожжах. Разумеется, возбуждение публики не могло не передаться и аргентинским тореадорам.

Тореадорами называют всех, кто сражается с быками на арене, но внутри своего профессионального клана они подразделяются еще на несколько разрядов — в соответствии с той ролью, которую они выполняют в ходе корриды. Первыми на арену выходят, как правило, пикадоры. Они сидят верхом на лошадях, в руках у них копья, которыми они покалывают животное — как бы «разогревая» его. Следом за ними появляются чулос, или бандерильеры; в их обязанности входит прежде всего слежение за тем, чтобы в случае, если пикадор окажется в опасности, отвлечь быка яркими тряпками, а если это не поможет, то покалыванием палками с заостренными крючками на концах. И наконец, выходит главное действующее лицо всякой корриды, ее герой и звезда — матадор, при шпаге и плаще, непременно в великолепном костюме. Его мастерство и жизнь — две чаши весов, которые приходят в движение при каждой атаке быка. Слово «матадор» происходит от испанского глагола «матар», что означает «убивать», «умерщвлять». Матадоров иногда называют еще и «эспада», то есть «владеющий шпагой». В каких-то испаноязычных странах предпочитают говорить «матадор», в других — «эспада», а что касается Аргентины, то здесь больше прижился второй вариант. Матадоры, они же эспады, от прочих тореадоров отличаются еще одним немаловажным качеством: если все прочие их коллеги чувствуют себя на арене работниками, то они — артистами, владеющими высоким искусством нанесения смертельного удара разъяренному животному.

…И вот уже надтреснутыми, почти совсем осипшими от постоянных выкриков голосами глашатаи разносят по городу новую весть: «Коррида завтра!» На Буэнос-Айрес опускается теплый, наполненный золотым светом фонарей и ароматом цветущих деревьев вечер. На улицах появляются взволнованные, спешащие куда-то мужчины, но очень скоро жизнь на них замирает, зато заполняются все места в ресторанах и кафе. Особой популярностью в этот вечер пользуются конфитерии — открытые кафе, на террасах которых можно не только съесть пирожное или мороженое, но самое главное — вместе со своими горячими единомышленниками и не менее пламенными противниками обсудить прогнозы на завтрашний день в связи с главным его событием — корридой.

Кафе «Париж» — одно из самых уютных в Буэнос-Айресе — в этот вечер было полным-полно, пустых столиков почти не осталось. Атмосфера в зале была до того наэлектризована предвкушением завтрашних событий на корриде, что никому не казалось неловким или бестактным откровенно прислушиваться к тому, что говорится за одним из столиков, за которым сидели трое аргентинских эспад, желавших назавтра показать свое искусство и испытать судьбу. Эспады были согласны между собой в одном: совершенно напрасно комитет допустил до участия в корриде испанца. Но ничего, они сделают все возможное, чтобы поставить заезжую знаменитость на место, да и где же еще это делать, как не в столице Аргентины, где имеются свои герои, которые не чета этим хилым испанцам, вся слава которых — ну просто-таки дутая, вот и все. Распалившись от сознания собственной значительности, один из эспад громогласно заявил, что уложит на землю североамериканского бизона одним ударом и готов биться об заклад со всяким, кто пожелает, что слово свое сдержит. Пожелавших сделать это в кафе «Париж» нашлось немало.

Неподалеку от этого центра всеобщего внимания стоял столик, за которым сидели четыре щеголевато одетых сеньора, из которых особенно привлекал к себе внимание один. Судя по его мощному торсу и широким плечам, он обладал недюжинной силой, несмотря на свой далеко не юношеский возраст — ему было, судя по седой, хотя еще и густой шевелюре и окладистой седой бороде, лет примерно пятьдесят или около этого. Загорелое и обветренное его лицо наводило на мысль, что этот человек может оказаться всего лишь обыкновенным гаучо из пампы [5] , однако его безукоризненно элегантный, сшитый по последней парижской моде костюм говорил о совершенно обратном. Трое его тоже загорелых спутников выглядели не менее элегантно. Загадочная четверка сидела молча, но после хвастливого заявления эспады о том, что он убьет бизона ударом ножа, один из них нарушил молчание и обратился к белобородому с вопросом: