Завещание Инки
Шрифт:
На ветвях деревьев, росших вдоль канавки, обитало такое множество певчих птиц, что их хор едва не заглушал голоса людей из экспедиции Отца-Ягуара, когда они вступили под своды благоухащих цветущих деревьев оазиса.
Все сразу бросились к озерку, стали взахлеб поглощать его необыкновенно вкусную воду, потом напоили лошадей. Точнее сказать, все, кроме одного человека — дона Пармесана, который был поглощен созерцанием суетливой деятельности обитательниц канавы — пиявок.
— Какая находка! — воскликнул он, оторвавшись, наконец, от этого зрелища и обращаясь к доктору Моргенштерну. — Здесь за какие-нибудь полчаса смогли бы полностью излечиться от лихорадки сотни человек, я полагаю. Доктор, почему же вы совсем не радуетесь
— Простите, но я почему-то не испытываю никакого восторга при виде пиявок, именуемых по-латыни «хирудо».
— Это только оттого, дорогой доктор, что вы подвержены предрассудкам так называемой цивилизации Вот если бы вы были современниками Адама и Евы, то вы поняли бы, какое это универсальное средство исцеления от всех болезней. Кстати, у меня такое впечатление, что на ваш язык и десны не помешало бы поставить штук двадцать-тридцать этих чудесных созданий, и тогда вы, без сомнения, убедились бы, что…
— Благодарю вас, сеньор, но я в этом не нуждаюсь
— Не сеньор, а дон Пармесан! — сухо поправил его хирург.
— Хорошо, дон Пармесан! Но все равно я не возьму в рот ни одной пиявки! Нет, никогда и ни за что!
— Нет? Но я ведь желаю вам добра, поймите. Ваш язык станет настолько толстым, что будет похож знаете на что? — на лягушку-быка.
— Должен заметить, дон Пармесан, что это не слишком-то милосердно — желать своему товарищу, чтобы язык его стал похож на лягушку-быка. К тому же, я совсем не уверен, что эти препротивные склизкие комочки принадлежат именно к тому виду, который называют медицинскими, или аптечными, пиявками.
— Они именно этого вида, и я могу вам это доказать.
Он взял ветку, опустил ее в воду канавы, подцепил ею одну пиявку и посадил ее себе на кисть руки. Пиявка тут же начала надуваться, на глазах превратившись в черный шар.
— Видите, видите? — с азартом воскликнул хирург. — Она работает. Могу представить еще одно доказательство. Пожалуйста, высуньте ваш язык! Я посажу на него пиявку.
— Опять вы о языке! Но почему вам для ваших экспериментов нужен именно мой язык?
— Потому, что это наиболее насыщенная кровеносными сосудами часть вашего тела.
— Тогда почему бы вам не воспользоваться вашим собственным языком? Кстати говоря, по-латыни именуемым «лингва»!
Дон Пармесан осуждающе покачал головой и сказал, растягивая слова:
— А я-то думал, вы настоящий исследователь, фанатик науки… А вы, оказывается, боитесь такого безобидного существа… Ну, ладно, я все равно использую этот нечаянно предоставившийся нам счастливый случай: попрошу у ребят штуки три фляги, в которые посажу пиявок.
Так он и сделал.
Тем временем Отец-Ягуар с несколькими своими людьми обходил территорию оазиса. Это была, конечно, не просто прогулка: они внимательно прислушивались к звуку собственных шагов. Наконец они нашли то, что искали: в одном месте земля под ногами у них отозвалась гулким звуком, так отзывается пустота…
— Склад должен быть здесь, — сказал Отец-Ягуар.
— Я тоже так думаю, — отозвался на немецком Фриц, стоявший рядом с ним.
— Почему?
— Потому что это место выглядит точно так же, как и то, где мы раскопали гигантскую хелонию. Видите, трава здесь вдруг почему-то, непонятно почему, редеет.
— Начнем копать. Вы одолжите нам ваши инструменты, герр Кизеветтер?
Фриц принес лопаты и сразу же воткнул одну из них в землю. Но Отец-Ягуар остановил его:
— Постойте. На этот раз нельзя действовать так же, как вы действовали у Рыбного источника. Иначе мы разоблачим себя. После того, как мы все здесь закончим, у тех, кто приедет сюда после нас, не должно возникнуть никаких подозрений. Итак, как я припоминаю, вы рассказывали, что там в глинистой почве вас удивили странные вкрапления песка, не так ли?
— Да, и эти вкрапления обозначали вход в тайник.
Отец-Ягуар пригнулся к самой земле и скоро нашел то место, где выступал песок. Потом расстелил на земле свое пончо. И сам начал с предельной осторожностью копать в этом месте, аккуратно скидывая землю с лопаты на пончо.
Через несколько футов песок стал осыпаться, открылась яма… А за ней виднелась небольшая пещера, опять-таки очень похожая на ту, что находилась под Рыбным источником. Туда осторожно спустили как самых миниатюрных, а значит, наиболее походящих для работы под низкими сводами пещеры доктора Моргенштерна и Фрица. Они работали лопатами уже, как опытные кладоискатели, и скоро наверх было поднято несколько кожаных мешков с землей. Наконец открылось содержимое пещеры: это были все те же ружья, мешки с порохом, обернутые кожей, ножи и разные другие необходимые при проведении военных операций предметы, а кроме того, луки и стрелы. Ружей было около ста, а ножей раза в два больше.
— Наши друзья индейцы камба будут рады таким подаркам, — сказал Отец-Ягуар, когда весь этот арсенал; был извлечен на поверхность, и приказал: — Закопайте яму!
Комки земли, лежавшие на пончо, были вновь тщательно уложены на те же самые места, откуда были взяты. Последним был положен слой снятого дерна. Сверху кустики травы обильно полили водой. Теперь все здесь выглядело абсолютно так же, как и до появления здесь экспедиции Отца-Ягуара.
Все, не участвовавшие в этой операции, с увлечением занялись рыбной ловлей — кто закидывал сеть, а кто предпочел удочку — и весьма преуспели в этом занятии. В Аргентине каждый, кто собирается путешествовать по пампе, обязательно берет с собой рыболовные снасти: здесь довольно часто встречаются лагуны и озера, богатые вкусной рыбой.
Тут же стали ее готовить по старинному способу, который в Германии особенно популярен среди студенчества. У нас на родине рыбу, а если быть предельно точным, сельдь, приготовляемую этим способом, студенты заворачивают в несколько плотных слоев бумаги и кладут на горячие угли. Когда бумага сгорает — селедка готова. Наши путешественники поступили так же, с той лишь разницей, что вместо бумаги они использовали высохшие стебли тростника.
Ужин начался под разговоры о вкусовых достоинствах разных видов пресной и морской рыбы. В экспедиции Отца-Ягуара был один молодой человек — жизнерадостный, доброжелательный, в карман за словом не лез, словом, душа общества, все его искренне любили, а звали не по имени, а просто Шутник, по-испански Эль Пикаро [63] . Вот и на этот раз Шутник своими остротами, словно дирижерской палочкой, вызывал один за другим взрывы смеха. Лошади, если бы умели смеяться, вполне могли бы разделить отличное настроение своих хозяев — трава в оазисе оказалась очень нежной и сочной.
63
Словарный перевод этого слова — «плут, пройдоха, мошенник», хотя в данном случае, исходя из характера персонажа, слово «шутник» точнее.
Спать легли поздно. Отец-Ягуар выставил часовых, но приказа о том, чтобы на ночь привязали лошадей, отдавать не стал: они и сами никуда бы не ушли: вокруг оазиса, куда ни глянь, простиралось море безжизненного песка.
Утром наскоро позавтракали оставшейся от ужина рыбой, погрузили на вьючных лошадей оружие, добытое из тайника, запас воды и тронулись в путь все в том же направлении — на северо-запад, к Крокодильему источнику. Пескам, казалось, не будет конца. Несколько раз им встречались солончаковые озера, по берегам которых изредка пробивались сквозь растрескавшуюся почву жалкие, чахлые растения. Заночевали в пустыне. Костра не разводили — ни дров, ни даже травы для него здесь не было. Поднялись, как это было заведено в экспедиции, еще до рассвета.