Завещание инора Бринкерхофа

Дед болел долго и тяжело. Как только ему становилось хоть немного лучше, он сразу оживлялся,вызывал к себе управляющего нашей фабрикой и устраивал ему разгон, лез во все семейные дела, начинал критиковать сделки своего сына, моего отца, которому так и не удалось добиться успехов в торговле, подшучивал над Барбарой и ее нерешительным женихом. Но хуже всего было, когда он начинал, по его собственному выражению, вправлять мозги мне. Деда я любила, да и болезнь его требовала относиться с известной снисходительностью, поэтому я довольно спокойно выслушивала все его тирады по поводу того, что в моем возрасте пора бы и о замужестве подумать. Мнение мое он прекрасно знал - после того, как Гюнтер

женился на моей же близкой подруге, вопрос этот я закрыла для себя раз и навсегда. Я не хочу, чтобы меня предавали, а значит, и замуж я никогда и ни за кого не пойду. Но дед упорно твердил, что "один засранец не стоит того, чтобы ломать себе жизнь." Я ломать и не собиралась. Ведь и одной можно прекрасно прожить - ни от кого не зависишь, ни о ком не заботишься, делаешь только то, что тебе хочется. Угрозы лишить наследства вызывали у меня лишь скептическую усмешку - выбранная мной специализация по алхимии давала такой простор для возможности заработать, что просто дух захватывало. Нет, я дедовых денег не ждала и никогда на них не рассчитывала, да даже сейчас, на четвертом курсе, не зависела от них совершенно. Подработки появлялись постоянно, что давало возможность покупать не только подарки родным, но и довольно дорогие артефакты, необходимые мне для работы. Я уже подумывала о том, не снять ли мне домик, где можно было бы устроить собственную лабораторию, а то академической пользоваться не всегда разрешали, да и соседка по комнате была недовольна, если я делала заказы на нашей общей жилплощади. Пахло ей, видите ли. Учитывая то, что она часами пропадала на территории, где располагались клетки с магическими животными, обоняние у нее давно должно было атрофироваться. А вот, поди ж ты...

В последнюю нашу встречу дед был задумчив и немногословен, с постели он уже не вставал. Мама, всхлипывая, говорила, что утешение ему приносят только беседы с монахами монастыря Святой Инессы, которые снимали боль не только душевную, но и телесную. Ведь своим служителям святая давала толику божественной силы, позволяющей утешать страждущих.

– Ивонна, - тихо прошелестел дед, - если ты не выйдешь замуж, я твою долю завещаю монастырю.

– Твое право, деда, - пожала я плечами.
– Ты же знаешь, этот вопрос для меня не очень важен.

– Ты так уверена?
– изогнул он потрескавшиеся губы в подобии улыбки.

– Уверена. Я вполне могу прожить и без твоих денег.

– Разбаловали мы тебя, - вздохнул дед.
– Вон, инор Хайнрих был бы счастлив тебя видеть за своим сыном.

– Еще бы, с его косметическим производством, - насмешливо фыркнула я, с трудом вспоминая Хайнриха-младшего. Кажется у него все лицо в веснушках.
– Дедуль, тебе пора давно понять, не убедишь ты меня.

– Не стоит этот Гюнтер, чтобы ты столько лет по нему сохла, - внезапно сказал он.

– Еще чего?
– возмутилась я.
– Да я давно и думать про него забыла. Просто мне никто не нужен.

– А родители и Барбара? Они тоже тебе не нужны?

– Ну ты сравнил. Да я для вас на все готова! Вы же все моя семья, но, кроме вас, мне никто не нужен, - твердо сказала я.

– Кроме нас, никто, - задумчиво сказал он.
– Иди, я устал.

И был это наш последний разговор. Начались занятия в академии, времени они отнимали немеряно, да еще заказы пошли потоком, так что съездить к родным я совсем не могла. Я уже думала, что до сессии и не выберусь, как вдруг пришло письмо из дома, отправленное скоростной почтой. Дед умер, и меня просили приехать на похороны.

Пришли проститься с ним многие - не только соседи и друзья семьи, но и торговые партнеры, которые вели в свое время дела с ним, а теперь - с моим отцом. Был там и инор Хайнрих со своим отпрыском, который всячески пытался выразить мне свои соболезнования. Я невольно отметила, что он выбрал крайне неудачное время для выражения своей заинтересованности, и тут же бы забыла о нем, если бы не странная фраза:

– Инорита Ивонна, я был бы счастлив, если бы вы подумали обо мне завтра.

Я немного понедоумевала, что же он имел в виду, да и выбросила этот разговор из головы. В конце концов, мне было чем заняться и без размышлений на отвлеченные темы. Весь день прошел в какой-то бестолковой суете, не дающей полностью погрузиться в переживания, а к вечеру я настолько устала, что просто провалилась в сон.

Утром было оглашение завещания.

– Я, Густав Бринкерхоф, находясь в здравом уме и твердой памяти, в присутствии двух свидетелей, действуя добровольно, - монотонно зачитывал семейный нотариус, не поднимая глаз на присутствующих, - настоящим завещанием на случай моей смерти делаю следующее распоряжение. За исключением мелких выплат, список которых прилагается, все мое движимое и недвижимое имущество делится на три равные доли и передается моему сыну Отто Бринкерхофу и моим внучкам Ивонне Бринкерхоф и Барбаре Бринкерхоф в случае, если в течение года будут выполнены следующие условия. Ивонна Бринкерхоф должна вступить в брак до Барбары Бринкерхоф, причем оба эти брака должны быть заключены по всем правилам до истечения двух месяцев с момента моей смерти. Выплата долей произойдет по истечении года с момента заключения второго брака, при условии, что оба брака будут признаны действительными монастырем Святой Инессы. В случае невыполнения этих условий все мое имущество завещаю монастырю Святой Инессы, коему и надлежит проследить за исполнением моей воли. До истечения указанного срока наследующие мне будут получать ежемесячные выплаты, размер которых фиксирован и составляет...

Взгляды всех присутствующих скрестились на мне. Еще бы - мое отношение к вопросу брака было в нашей семье не секретом. Так что выходило, что теперь я буду стоять между семьей и так необходимыми им деньгами. Ведь своего источника дохода ни у кого не было. Да что там деньги - даже любая чайная ложка в доме по закону принадлежала деду.

– Как он мог так со мной поступить?
– глухо сказал отец.

– А завещание нельзя опротестовать?
– неуверенно спросила я.
– Ведь текст его явно указывает на то, что здравый ум - это явное преувеличение.

– Здравость ума на момент подписания была документально подтверждена монастырем Святой Инессы, - смущенно сказал нотариус.
– Поверьте, инорита, я пытался отговорить инора Бринкерхофа, но он и слушать меня не хотел. Сказал, что, хоть после смерти, но будет так, как он хочет.

– Не будет, - твердо сказала я.
– Я не собираюсь менять своих решений. И деду я говорила, что деньги его мне не нужны.

– Иви, а как же мы?
– тихо спросила мать.
– А Барбара? Родители Юргена никогда не согласятся, чтобы он женился на бесприданнице.

Сестренка, только сейчас осознав, что ей грозит, громко, с подвываниями, зарыдала. Я растерянно оглядывала присутствующих и ни в ком не видела поддержки своей позиции. Во всех взглядах, направленных на меня, было только осуждение. Даже нотариус укоризненно покачал головой.

– Инорита, вы должны подумать о близких, - сказал он.
– Неужели вы действительно хотите, чтобы из-за вашего эгоизма ваших родных выгнали из этого дома.

– И что же вы предлагаете?
– язвительно поинтересовалась я.
– Выбежать на улицу и выйти замуж за первого встречного?

– Зачем же?
– невозмутимо ответил он.
– Два месяца - достаточный срок для того, чтобы определиться, с кем вы хотите вступить в брак.

– А что помешает монастырю не признать потом наши браки?

– Инор Бринкерхоф записал пункты, по которым это будет определяться.

– Надеюсь, детей там нет, - нервно сказала я.
– За такой срок они просто могут и не успеть появиться.

– Детей нет, - подтвердил нотариус.
– Но обязательное совместное проживание в течение года есть, так что на фиктивный брак можете не рассчитывать.