Завещание ночи. Переработанное издание
Шрифт:
— Замолчи, — приказал Чэнь Тан по-гуннски. И по-китайски, так, чтобы слышали свои, добавил: — Мне не нужны предатели. Убейте его.
Громадный легионер сделал протестующее движение, но шесть острых клинков тут же уперлись ему в грудь и живот.
— Я не враг, — быстро заговорил он по-гуннски. — Я буду полезным… Я знаю одиннадцать языков, умею лечить наложением рук… Не приказывайте вашим солдатам убивать меня…
Чэнь Тан тонко улыбнулся.
— К моему великому сожалению, — сказал он на придворном диалекте, — у меня есть уже и переводчики, и лекари… Желаю легкой
Он пронаблюдал, как упирающегося лиганца тянут к выходу, и знаком подозвал стоявшего за спинами солдат даоса.
— Еще немного, и вы могли бы оказаться весьма кстати, любезный Ли. Не хотите ли освидетельствовать состояние здоровья нашего драгоценного друга Хутууса?
Обычно бесстрастный, Ли выглядел сейчас странно мрачным. Он угрюмо кивнул и в сопровождении Чэнь Тана и десятка солдат вошел в темную спальню вождя.
Здесь повсюду лежали мертвые тела. В свете принесенных факелов даос увидел, что все это белые великаны. Ли медленно обошел помещение, рассматривая трупы. Некоторые были поражены мечом или кинжалом, кое у кого был переломан позвоночник. Всего лиганцев было семеро.
У дальней стены покоев помещалось низкое, покрытое мягкими шкурами ложе, на котором, раскинув руки, лежал раненый гуннский вождь. У изголовья суетился, собирая рассыпанные порошки и коренья, маленький человечек, похожий на тибетца, — вероятно, врач. В ногах Хутууса громоздился какой-то бесформенный вздрагивающий холм — оттуда доносился всхлипывающий плач и тихие повизгивания. Ли со все нарастающей тревогой, причины которой он сам не мог понять, смотрел на него.
— Огня сюда, — скомандовал Чэнь Тан.
Он подошел вплотную к раненому и смотрел теперь на него сверху вниз, кривя губы. Подбежал воин с факелом и осветил темный шевелящийся силуэт. Это оказалась женщина с заплаканным красивым лицом эфталитки, прижимавшая к себе маленьких детей — мальчика и девочку — в нарядных, расшитых серебром одеждах.
— Это твоя сука и твои щенки, Хутуус? — спросил Чэнь Тан.
Он находился достаточно близко к вождю, чтобы видеть ненависть в его глазах… бессильную ненависть. По жирному, лоснящемуся от лихорадки, лицу гунна прошла судорога. Он медленно поднял руку, чтобы схватить Чэнь Тана за горло. Китаец спокойно отодвинулся. Рука упала.
— Я могу сделать с ними все, что угодно, — продолжал говорить Чэнь Тан. — Могу кинуть их собакам. Могу отдать своей солдатне. Могу поставить у стены и приказать моим арбалетчикам стрелять им в руки… в ноги… в живот… Ты понимаешь это, степной пес?
Гунн открыл рот, чтобы ответить, но глаза его закатились, и он потерял сознание. Чэнь Тан раздраженно подергал ус.
— Но я не стану делать этого, Хутуус, — сказал он более для истории, нежели для бесчувственного, распростертого на ложе вождя. — Я оставлю им жизнь и отправлю в столицу, ко двору солнцеподобного Юань-ди… Да и тебя я, как велит мне долг цивилизованного человека, избавлю от страданий…
Он протянул руку назад. Один из воинов вынул из кожаных ножен и положил ему в ладонь тяжелый метательный нож.
— Я мщу за императорского посла! — громко сказал Чэнь Тан и полоснул
Раздался неприятный булькающий звук. Китаец отвернулся.
Ли чувствовал все большее и большее беспокойство. Волны, родившиеся в глубине спокойного озера его сознания, не только не улеглись, но напротив, грозили перерасти в настоящий шторм. Будущее было темно и мрачно, и эти мрак и темнота прямо связаны с покоями мертвого вождя.
— Ты — девка Хутууса? — спросил Чэнь Тан у плачущей женщины. После взмаха ножа она перестала плакать, расширенными черными глазами глядя на щегольские усики китайца. — Как тебя зовут, ты, подстилка?
— Тенгри покарает тебя, — прошептала женщина. — Тенгри всех вас сожжет своими молниями за смерть нашего отца Хутууса…
— Возьмите ее и детей, — приказал Чэнь Тан.
Тут от дверей протиснулся одноглазый воин и что-то зашептал ему на ухо. Видя, что Чэнь Тан отвлекся, даос быстро подошел к маленькому врачу и тронул его за шею. Тот испуганно отскочил.
— Не бойся, — прошептал Ли, — я тоже врач, не солдат… Я спасу тебя. Ты поможешь мне?
Маленький тибетец посмотрел на него с плохо скрываемой надеждой.
— Конечно, господин… Я сделаю все, что ты скажешь… Воины схватили меня на равнине, мы шли в Усунь за травами… Я не по своей воле служил Хутуусу, но лечил я его хорошо…
— Потом, — нетерпеливо перебил даос. — Я дам тебе тамгу. С ней ты пройдешь через все посты. Ты должен вынести из дворца вот это, — он снял с плеча и протянул тибетцу арбалет, — тот испуганно отпрянул. — Не бойся, но знай — в этом оружии есть сила. Если ты решишь присвоить его себе, ты умрешь. Иди в горы, в урочище Четырех Камней. Жди меня там три дня. Если я не приду, иди в Парфию, в Ктезифон. Найди человека по имени Шеми. Он астроном, изучает звезды… Отдашь ему арбалет и получишь награду… Ты все понял?
— Да, господин, — в полной панике пробормотал тибетец. — Урочище Четырех Камней, ждать три дня… Если не… тогда в Ктезифон, к астроному Шеми… Я все сделаю, господин…
— Вот тамга, — сказал Ли, вкладывая ему в ладонь тяжелую бронзовую пластину. — Если спросят, говори, что тебя послал Ли Цюань, врач господина Тана.
— Хорошо, господин, — тибетец поклонился и начал пятиться к выходу. — Я все, все сделаю… — У выхода он столкнулся с рослым воином и испуганно ткнул ему под нос тамгу. — Вот тамга, тамга… Господин велел пропустить!
— Зачем ты отпустил его? — спросил Чэнь Тан, подходя. — Быть может, он шпион.
— Он здесь недавно, — рассеянно ответил даос, поглядывая на плачущих детей. — И он хороший врач.
Про себя он отметил, что Чэнь Тан первый раз назвал его на «ты». «Всегда что-то меняется, — подумал он. — Я явственно чувствую, как что-то изменилось совсем недавно».
— Вот что, любезный Ли, — нетерпеливо проговорил Чэнь Тан, снова переходя на привычный тон. — Стрелок Гоу рассказывает странные вещи. Будто бы им не удалось подвергнуть казни того лиганца… ну, предателя, убившего черного демона. Будто бы он возвращался к жизни после удара меча и после шелкового шнура… И он говорит, что знает секрет бессмертия.