Завещание ночи
Шрифт:
Я прикинул, сколько у меня в запасе времени. Времени было совсем немного. Я вихрем, так, что заныла укушенная нога, пронесся по квартире, пытаясь привести ее в тот образцовый порядок, который всю жизнь остается для меня недостижимым идеалом, застелил тахту, протер стекло телевизора, убрал из прихожей лишнюю обувь, вынес мусор и перетащил в лоджию немалое количество стеклотары, замаскировав ее вьетнамской циновкой. Заглянул в холодильник — там было, пожалуй, пустовато, но на яичницу с ветчиной и помидорами — коронное мое блюдо — компонентов хватало. Я быстренько пропылесосил ковер, по которому топтался вчера в своих ублюдочных
В такие моменты я остро жалею, что у меня нет машины. Теоретически я мог бы ее купить, зарабатываю я достаточно, но практически на нее все-таки нужно копить (хотя бы пару месяцев), а это занятие мне противопоказано. Кроме того, с машиной нужно возиться, ее надо чинить и вообще понимать, а я как-никак гуманитарий, хотя и заблудший. Поэтому мне пришлось ловить такси.
И вот уже брызнул в глаза многократно отраженный окнами высоток на проспекте нестерпимый солнечный свет, и такси вонзилось в город, как раскаленная игла в золотистую глыбу масла, и взревела вокруг июньская, обезумевшая от жары Москва. Водила, постоянно поправляя сползаюшие со своего носа темные очки-капельки, делавшие его похожим на Сильвестра Сталлоне, весело болтал о каких-то пустяках и совершенно не следил за дорогой. Звали его Серегой, он успел расказать мне о своей первой жене, с которой развелся полгода назад, пожаловаться на женщин вообще, вспомнить о какой-то потрясающей девчонке, с которой был знаком еще до армии, после чего беседа плавно переключилась на близкие сердцу любого мужчины военные темы. Ненароком выяснилось, что мы тянули лямку почти в одних и тех же местах, только он был на год моложе. Мы обсудили службу с непременным выяснением, кого и где старики гоняли больше, но за всем этим трепом я ни на секунду не забывал о главном, о том, что впереди — встреча с Наташей, а значит, надо быть предельно собранным, как перед схваткой, и готовым к любым неожиданностям, и не потерять голову, и не показаться смешным, и не сморозить какую-нибудь глупость, и вообще быть неотразимым, умным и уверенным в себе, но главное — не сморозить какую-нибудь глупость!
Разумеется, я с того и начал. Я стоял сбоку от стеклянных дверей зала для встречающих, вращая в руках дурацкий букет вялых, замученных жарой роз, и Наташа проскочила мимо, даже не посмотрев в мою сторону. Я догнал ее, забежал вперед и, сунув ей розы, сказал:
— Ну, ты, родная, совсем ослепла, что ли, своих не узнаешь?
Подозреваю, что более всего я в этот момент напоминал радостного идиота.
— Ой, Ким, — воскликнула Наташа (от неожиданности она пропустила мою блестящую приветственную речь мимо ушей). — Привет, как здорово, что ты меня решил встретить… Спасибо, розы замечательные… А как ты узнал, каким рейсом я прилетаю?
— Работа у нас такая, — важно ответил я, целуя ее. — У тебя багажа много?
Она засмеялась.
— Боишься надорваться? Узнаю гигантского ленивца Кима. Только этот баул. Ну, пошли на автобус?
— Обижаешь, — я взял ее сумку. — Мы на автобусах не ездим. Нас ждет pоллс-pойс.
Сумка была нетяжелая, отсутствие другого багажа наводило на мысль, что визит планировался краткосрочный. Жаль, подумал я.
Мы вышли из зала ожидания и двинулись к стоянке такси. Сталлоне был тут как тут, пил газированную воду из личного раздвижного стаканчика. Этим
— Сергей, — позвал я его. — Мы уже здесь, можно ехать.
Он обернулся и подавился водой. Я довольно оскалился — мне нравится, как окружающие реагируют на Наташу.
— Ага, — произнес он, наконец. — Вот, значит, в чем дело было…
— А ты думал, — гордо сказал я. — Ну, погнали.
Обратная дорогa показалась мне намного более рискованным предприятием, потому что Сталлоне то и дело смотрел не на дорогу, а в зеркальце, которое, в свою очередь, повернул так, что в нем отражалась исключительно Наташа. При этом он непривычно долго молчал, и я даже заинтересовался, что же он собирается такое выдать, чтобы завоевать расположение своей пассажирки.
— С югов вернулись? — разродился он, наконец.
— Что? — переспросила Наташа, отрываясь от созерцания пейзажа.
— Говорю, с югов, наверное, вернулись? — с готовностью повторил Сталлоне. — Загарчик-то какой фирменный…
— Якутский, — улыбнулась Наташа прямо в зеркальце (машина вильнула). — Там днем на солнце до пятидесяти градусов доходит.
— Ничего себе, — удивился Сталлоне. — Вы что же, живете там? Даже несправедливо как-то… Такая девушка красивая, а живет где-то в тундре…
— Работаю, — поправила Наташа. — Я геолог.
Сталлоне тонко улыбнулся и снова поправил очки.
— Издеваетесь? — кротко спросил он. — А то я геологов не видел…
Он был, в общем-то, прав. До встречи с Наташей у меня было достаточно стереотипное представление о девушке-геологе: невысокое, коренастое создание с огрубевшими чертами обветренного лица, не выпускающее изо рта сигарету. Наташа соответствует этому стереотипу с точностью до наоборот.
— Никто не верит, — пожаловался я. — Все думают, что она манекенщица.
Сталлоне восхищенно помотал головой. По-моему, в горле у него застряли какие-то слова типа «ну ни фига ж себе», но он сдержался.
— И что же вы там делаете, в своей Якутии? — спросил он. — Нефть, наверное, ищете? Или золото?
— Алмазы, — снова улыбнулась Наташа. Я взял ее руку в свою.
— А вот теперь она обманывает, — сказал я. — Она ищет мамонтов в вечной мерзлоте. Огромных, костлявых мамонтов, замерзших в глыбах прозрачного льда, они растапливают лед горелкой, мясо едят сами, а бивни продают японцам за валюту. Правда?
Я заглянул в ее смеющиеся глаза. Мне было хорошо, очень хорошо. Вот ради таких мгновений стоит жить, подумал я.
Серега высадил нас во дворе моего дома, взял точно по счетчику, пожелал нам приятно провести время и уехал, чуть не сбив спокойно пересекавшую наш уютный тихий дворик Пашкину бабушку. Я взял Наташу за руку, и мы гордо прошествовали в дом мимо оккупированной пенсионерами нашего подъезда лавочки. С большинством из них я в хороших отношениях, поэтому на Наташу они смотрели вполне доброжелательно.
— Вот и занятие старичкам, — усмехнулась Наташа, — обсуждать твою новую пассию…
— Кто сказал, что новую? — вывернулся я из хитрой ловушки. — Мы с тобой уже полтора года знакомы…
За эти полтора года, однако, вряд ли набралось две недели, когда мы были вместе. Обычно Наташа вырывалась из своей вечной мерзлоты на день-два, а когда она единственный раз уходила в отпуск, я лежал в больнице одного далекого южного городка с тяжелым сотрясением мозга, но она об этом, к счастью, не знала.