Завещание ночи
Шрифт:
— Да, конечно, — сказал я и потряс его за плечо — жест, долженствующий обозначать сочувствие. — Естественно. Где Наташа?
— На кухне, — быстро ответил ДД. — Кипятит воду… Позвать?
— Нет… Постой здесь.
Я решительно открыл дверь кабинета и шагнул внутрь, столкнувшись с мягким животом розовощекого врача. Он вытеснил меня обратно в коридор и, обращаясь к бригаде, крикнул:
— Все, мужики, поехали!
— Все в порядке? — робко спросил ДД, вытягивая шею. Розовощекий мрачно посмотрел на него и сказал:
—
— То есть? — ДД стал ощутимо ниже ростом. — Вы хотите сказать…
— Он умер, — отрывисто бросил розовощекий. — Романюк, прекрати копаться, поехали…
Я молча переводил взгляд с розовощекого на ДД. Вдруг ДД как-то по-заячьи взвизгнул и ринулся в кабинет.
— Дед! — кричал он. — Дед, не умирай, дед!!!
— Инсульт? — спросил я и взял розовощекого за отворот халата.
— Не знаю! — выкрикнул он, стараясь отцепить мои пальцы. — Скорее всего, инсульт плюс черепно-мозговая травма при падении… Позвонки, однако, не смещены… Я все написал в заключении, отпустите меня в конце концов.
Я разжал пальцы. Белые халаты суетились в прихожей, пахло аптекой и смертью. Я повернулся и вошел в темный кабинет.
Роман Сергеевич Лопухин лежал, высоко запрокинув седую голову, и руки его беспомощно свисали по обеим сторонам тахты. На туго обтянутом желтой сухой кожей лбу четко выделялось темно-фиолетовое, почти черное пятно, имевшее форму черепа с неестественно крупными овальными глазами.
— Стрела мрака, — прошептал я.
ДД плакал, стоя на коленях перед тахтой. Его длинное нескладное тело как-то странно подергивалось, он елозил коленями по вощеному паркетному полу и прижимал к губам сухую ладонь старика.
— Дед, — всхлипывал он, — ну как же, дед, как же ты так, дед…
Я склонился над телом. Отпечаток черепа был совершенно отчетлив, он как бы выдавался из лобной кости, будто выдавленный изнутри каким-то тупым орудием.
— Стрела мрака, — повторил я.
— Дед рассказал тебе, да? — всхлипнул ДД. — Он успел рассказать тебе про заклятие стрелы? Это Хромец, он решил все-таки покончить с дедом… Боже, Боже, ну почему… Дед… Ким… ты видишь, это Хромец, это его стрела, Ким…
— Вижу, — сказал я.
В эту минуту я поверил во все, что рассказал мне Роман Сергеевич. Я поверил в то, что лысому моему врагу действительно больше двух тысяч лет, и в то, что три реликвии, собранные вместе, действительно исполняют желания. В то, что Тень Итеру была именно Тенью, и в то, что все Итеру давно мертвы, а значит, тайна Чаши стала теперь тайной людей. И я сказал:
— Вставай, Димка.
Мне пришлось поддержать его, потому что он был близок к обмороку и шатался. Я вывел его в коридор и довел до кухни. Наташа курила, отвернувшись к темному окну, и видно было, что ей страшно.
—
— Роман Сергеевич умер, Наташа, — сказал я, усаживая ДД на табурет. — Ничего нельзя было сделать.
Наташа побледнела, и я испугался, что она тоже хлопнется в обморок.
— Есть в этом доме коньяк или нет?! — закричал я громовым голосом.
— Ты что, не видишь, он сейчас вырубится?
— В шкафчике, — дрожащим голосом пролепетал ДД.
— Достань, — крикнул я Наташе. — И стакан.
Я налил полстакана коньяку и влил в рот ДД. Он закашлялся, но проглотил.
— Теперь ты, — я протянул стакан Наташе.
— Я не люблю коньяк, — пробормотала она.
— Пей! — крикнул я. Она опрокинула стакан залпом, будто всю жизнь только тем и занималась. Я пить не стал, рассудив, что мне и так хватит. Пока эти двое приходили в себя, я поставил на плиту чайник и сполоснул имевшуюся в мойке посуду. Дрожь в руках потихоньку проходила.
— Ну вот что, ребята, — сказал я, когда выражение глаз ДД стало более-менее осмысленным (Наташа пришла в себя раньше). — Боюсь, что все мы оказались в чрезвычайно неприятном положении.
— Ты удивительно тактичен, Ким, — заметила Наташа.
— Помолчи, — сказал я. — Дима, ты должен это понимать лучше всех нас. Ты рассказывал что-нибудь Наташе?
— Нет, — ДД помотал головой. — Ничего… Рассказывать мог только дед, у нас был уговор… Можно мне еще коньяка?
Я налил ему на два пальца коньяка, и он выпил, судорожно дернув при этом острым кадыком.
— Значит, всей полнотой информации обладаешь ты, я знаю кое-что, а Наташа — вообще ничего… — Тут мне пришло в голову, что Наташе бы лучше и не знать всей этой истории, и я сказал:
— По-моему, Наташе нужно ехать домой.
К моему немалому удивлению, ДД тут же согласился.
— Да, Наташа, тебе действительно лучше уехать… Я тебя отвезу…
— До ближайшего перекрестка, — сказал я. — Посмотри на себя, родной. Ты машину-то откроешь?
— Тогда возьмем такси, — ДД сделал неопределенный жест рукой.
— Деньги у меня есть…
Молчал бы уж, подумал я злобно. Деньги у него есть.
Наташа сказала:
— Никуда я не поеду. Лучше рассказывайте все, что знаете.
— Нет, — ответил я твердо, но Лопухин уже растаял под ее взглядом, из него уже можно было вить веревки, и он, избегая смотреть мне в глаза, проговорил:
— А может быть, и правда, лучше все ей рассказать?
Подкаблучник хренов, подумал я.
— Это небезопасно для ее жизни. Тебе мало деда?
ДД поднял на меня удивительно трезвые глаза.
— А тебе не кажется, что Хромцу все равно, знает она что-нибудь или нет? Она была здесь — этого достаточно.
Он был прав, и это было паскуднее всего. Я выругался.