Завещание ночи
Шрифт:
— Чего вы от меня хотите?
На этот раз мне удалось рассмотреть ее поподробнее. Она была вполне симпатичной высокой брюнеткой. Лицо ее показалось мне смутно знакомым, но в тот момент я не понял, почему.
— Пошли вниз, — сказал я. — Все вопросы — по дороге.
— Где все? — спросила она, послушно поворачиваясь и начиная спускаться по узкой лестнице.
— Наверху, — ответил я коротко.
— С ними все в порядке?
— Почти.
— А…
— Все живы.
Мы прошли через коридорчик. Я все время сдерживал себя, чтобы не
— С Олегом все нормально? — спросила она, когда мы вошли в гостиную.
— Да, — автоматически ответил я. — Побудь пока здесь, пожалуйста, — я сунул пистолет за пояс и показал ей на одно из кресел. Она пожала плечами и уселась.
Я быстро пошел к двери, прикидывая, как лучше разобраться с красномордым и его собакой. Стрелять не хотелось, но и Tiercampf мне после малаховских приключений несколько прискучил. Соображая, где безопасней всего перемахнуть через забор, не приближаясь к воротам, я взялся за ручку двери и вдруг понял, почему лицо девушки, оставшейся за моей спиной, показалось мне знакомым.
Она сидела на террасе «Джалтаранга» в компании еще троих девиц, когда мы с Олегом вели переговоры о продаже Чаши. Она его страховала!
Я грохнулся на пол за четверть секунды до того, как пуля ее пистолета с тяжелым стуком влепилась в толстую входную дверь.
Она сидела в кресле и сжимала в руках здоровенный блестящий «Смит-Вессон». Где она его держала раньше — ума не приложу. В вестернах героини вытаскивали такие пушки из своих корсетов, но, признаюсь, при беглом осмотре, состоявшемся перед лестницей, я не заметил в ее фигуре особенных излишков.
— Спокойно, родная, — сказал я, быстро перекатываясь на метр левее. — Положи свою игрушку на стол, иначе я поцарапаю твою шикарную попку.
Если бы она стояла, то чья именно попка имела бы больше шансов пострадать, я бы утверждать не решился. Но она сидела, а я лежал на полу под надежным прикрытием громадного дубового стола. Я услышал, как она с досады сильно швырнула «Смит-Вессон» на столешницу.
— Теперь встань и отойди в угол комнаты, — приказал я. — Учти, ты у меня на прицеле.
Предоставляя ей известную свободу маневра, я надеялся, что у нее не хватит ума, чтобы сообразить, что я вижу только нижнюю половину ее великолепного тела, а также коварства, чтобы тихонечко взять пистолет со стола. Я увидел, как выпрямились ее длинные ножки, так понравившиеся мне еще в «Джалтаранге», как удаляются от меня изящные черные туфельки, и решил, что пора вставать. Я вскочил, на всякий случай придвинув к себе кресло с высокой спинкой.
Она стояла в углу, опустив длинные ресницы на действительно очень красивые глаза.
— Извини, родная, — я вдруг почувствовал к ней странную симпатию — тем более странную, что минуту назад она чуть не раскроила мне череп. –Жизнь — суровая штука.
С этими словами я крутанул барабан «Смит-Вессона» и выщелкнул оттуда все патроны. Может быть, у нее в трусиках были спрятаны еще три запасные обоймы и одна пулеметная лента, но я в этом что-то сомневался.
— Прощай, солнышко, — сказал я, высыпая патроны в карман.
Сирена вдруг замолчала. Я, не теряя времени, выскочил на крыльцо и увидел красномордого с доберманом. Они медленно, как бы раздумывая, а стоит ли это делать, приближались к дому, причем создавалось впечатление, что красномордый идет лишь постольку, поскольку его тащит собака.
Я на всякий случай выстрелил в воздух, и, когда они остановились в нерешительности, прыгнул за перила и довольно быстро побежал к ограде. У красномордого оставался выбор: отпустить добермана с цепи, или сделать вид, что я добежал до забора быстрее, чем он сумел разжать руку. По неизвестным мне причинам он выбрал второй вариант. Может быть, он состоял в обществе защиты животных, а возможно, мне наконец-то начало везти…
…Прошло уже шестнадцать часов с того момента, как Хромец похитил Наташу…
Пока я ездил выбивать Чашу из лап антикварной мафии, ДД безвылазно сидел у себя дома и ждал звонка. Ожидание его измучило: когда открылась дверь, мне показалось, что он похудел еще килограммов на десять. Нездоровая бледность его лица немного оттенялась темно-фиолетовыми следами моего вчерашнего рукоприкладства, унылые плети рук свисали из чересчур широких рукавов рубашки-сафари.
— Здорово, — сказал я хрипло, — дай чего-нибудь выпить, горло пересохло…
— Ты принес? — спросил ДД, инстинктивно отшатываясь вглубь прихожей — я ворвался к нему домой чересчур резко. Я кивнул. Он изобразил на лице слабое подобие улыбки и побежал в кухню.
Я скинул с плеча сумку и принялся стаскивать изрядно поднадоевшие мне тяжелые ботинки. Мимоходом я задел носком левого ботинка о косточку на правой ноге и скривился от боли.
— Тяжело было? — участливо спросил ДД, появляясь со стаканом в руке. Я снова кивнул и опрокинул стакан себе в глотку. Это был морс.
— Я просил выпить, — сказал я хмуро. — У тебя есть коньяк?
— Кажется, — пролепетал он. — А где Чаша?
— Коньяк, — сказал я. Он исчез. Я посмотрел на себя в полутемное зеркало. Даже при выключенной лампочке было видно, что железные кулаки Олега причинили моей мужественной физиономии немалый ущерб. Как это должно было смотреться при солнечном свете, думать не хотелось.
— Коньяка уже не осталось, — виновато произнес ДД, протягивая мне полстакана прозрачной жидкости. — Есть водка.
Я повторил трюк со стаканом. ДД снова ошибся — это была не водка, а спирт, разведенный меньше, чем вполовину — видимо, то, что осталось от поминок. Я крякнул.
— Где она? — повторил ДД. Я кивнул на сумку.
Он стремительно сложился втрое, с треском рванул молнию и вытащил Чашу. Минуту он смотрел на нее, не поднимаясь с коленей, затем медленно встал.
— Ты вернул ее, — произнес он торжественно. — Ты все-таки вернул ее, Ким…