Завещание ворона
Шрифт:
Нажала, плавно толкнула калитку, и только оказавшись на улице, запрятала футляр за пазуху куртки.
Возле нее с ревом остановился мотоцикл. Водитель тоже был весь в черной коже, с черным шлемом на голове. Второй шлем болтался на высоком руле.
— Сюда!
Линк убрал руку с педали, Анна сняла шлем, отработанным движением надела на себя, защелкнула застежку, вскочила в седло и крепко обхватила Линка за пояс.
— Ну?! Получилось?
— Да. Газуй!
Мотоцикл вздыбился, резко стартуя, и парочка унеслась в восточном направлении, в сторону Периферик — кольцевой дороги вокруг Парижа.
Там они влились в мощный транспортный поток, на четвертой по счету развязке, не доезжая парка Вилетт, ушли влево, вернувшись таким образом в город.
Разговор у доктора Московица сразу принял какой-то непонятный оборот.
— Располагайтесь, дорогой мой, располагайтесь, будьте как дома...
Доктор гостеприимно показал на кресло напротив внушительного письменного стола. На кожаный диванчик. На кушетку, поставленную в середине светлого, просторного кабинета.
— Спасибо... — Асуров растерянно сглотнул. — То есть, куда именно... располагаться?
— Где вам будет комфортнее...
Асуров выбрал кресло. Доктор кивнул.
— Так, так, хорошо, расслабьтесь, не напрягайтесь. Может быть, рюмочку коньяку?
— Благодарю вас, господин доктор, вы очень любезны...
— Ну что вы, что вы... — Обворожительно улыбаясь, доктор продефилировал к столику с разнокалиберными сосудами. — Что предпочитаете? «Мартель»? «Энее си»? Может быть, «Граф Полиньяк»?
— Нет! — сдавленно вскрикнул Асуров. Доктор внимательно посмотрел на него и зацокал языком.
— Зачем же так нервничать, дорогой мой, для этого нет решительно никаких оснований. Не желаете конь як — и не надо...
Московиц уселся напротив Асурова.
Сидел, молчал и улыбался.
Молчал и Асуров, не зная, как все это понимать.
— Итак, мой дорогой мсье... — Доктор прервал паузу за мгновение до того, как она сделалась невыносимой. — Простите, вы не напомните ваше имя?
— Но, господин доктор, какое это имеет отношение?..
— Друзья зовут меня Рене, — прервал Московиц и выжидательно посмотрел на Асурова.
— Константин, — представился, наконец, Асуров. — Константин Асуров.
— Асюров, — почти правильно повторил доктор. — Интересная фамилия... Ах да, Анна мне говорила, вы, кажется, русский?
— Да, — коротко согласился Асуров, не желая вдаваться в биографические подробности. — «Русский Аполлон», антикварно художественный салон на Ришелье-Друат...
— Надо же, как интересно, мир полон совпадений. Мой дедушка тоже был подданным Российской империи. Не русским, правда, но кое-каким русским словам он меня научил. — Доктор начал декламировать, подчеркивая каждое слово выразительным жестом рук. — Погром. Казаки. Самогон. Жидовска морда. Эбэнамать...
Последнее слово вышло у доктора каким-то идиллически-мечтательным.
Асуров выдавил из себя улыбку.
— У вас явные способности к языкам, господин доктор.
— Рене... Впрочем, как вам будет удобно... Итак, мсье Асюров, расскажите что-нибудь о себе.
— Что — о себе?
От неожиданности получилось почти грубо, но доктор, похоже, неправильной нотки не заметил.
— Все, что посчитаете нужным. Вы ведь, кажется, родились не здесь, а в России. Давно ли приехали? Как вам здесь нравится? Комфортно ли прошел адаптационный период, или вы считаете, что он до сих пор не закончился?
Асуров нервно забарабанил пальцами по столу.
— Доктор, я не понимаю...
— Не надо нервничать, дорогой мой, поверьте, вы пришли к другу, который желает вам только добра... Оказаться в чужой стране, среди чужих людей, с другим языком, другой культурой, другими обычаями — это само по себе большой стресс. Поверьте, я знаю, о чем говорю. Когда после Сорбонны я прилетел на стажировку в Нью-Йорк, мне очень долго было так тоскливо, так одиноко. Бессонница, безотчетные тревоги, вялость, сменяемая немотивированным возбуждением. Разом пробудились все детские страхи, неврозы. Представляете, полдня я проводил за столом, принимая пациентов, а полдня — на кушетке, сам превращаясь в пациента... Кстати, может быть, приляжете? Поверь те, так будет удобнее. И расслабьте узел на галстуке. Асуров шумно выдохнул. Все. С него хватит.
— Какой к черту галстук, доктор! Можно подумать, вы не догадываетесь о цели моего визита! Я к вам не лечиться пришел!..
— Конечно, конечно, дорогой мой. Ну, разумеется, не лечиться. Как вы могли такое подумать? Мы просто сидим, беседуем, как два старых друга, делимся свои ми проблемами.
— Да нет у меня проблем! Никаких проблем! Просто отдайте мне деньги за диадему, которую купила в моем салоне ваша дочь!
— А, так вы говорите — диадему? Моя дочь? В вашем салоне? — Доктор говорил спокойно, медленно, сопровождая слова волнообразными, умиротворяющими движениями рук. — Очень интересно. Продолжай те, мсье Асюров, продолжайте...
— А что продолжать?! Пришла, выбрала, сказала — это ваш ей подарок на восемнадцать лет.
— Восемнадцать? Так так... Так что, говорите, она выбрала от моего лица? Диадему?
— Именно диадему! Принадлежавшую русской императрице Марии!
— Да-да, понимаю... Русской императрице, конечно, как же иначе... Несомненно, редкой ценности вещь?
— Еще бы! Золото девяносто восьмой пробы! Сапфира девятнадцать карат! Рубины! Топазы! Бриллианты! А работа?! Клейма самого Винклера!
В возбуждении своем Асуров перешел на русский, но доктор по прежнему кивал, будто понимая каждое слово.
— О да, бесценное произведение! Надеюсь, вы назначили соответствующую цену? Сколько? Миллионов пятьдесят, я полагаю?
Асуров запнулся, поднял голову, встретил ясный, добрый взгляд доктора.
— Нет, не пятьдесят, конечно. Она стоит значительно меньше. Два... три миллиона франков. Но если по-вашему это дорого, мы могли бы обсудить скидку...
Доктор усмехнулся.
— Ну что вы, дорогой мой, какие пустяки. Три так три... Сейчас, извините, я покину вас на минуточку, мне нужно сделать пару звонков. А потом мы незамедлительно прокатимся в банк, и вы получите все сполна. Против наличных ничего не имеете?