Завещание
Шрифт:
Западная физика пришла к той же идее благодаря исследованию атома и частиц, рационально, как всякая наука, а не эмоционально, как это получилось у мистиков-даосов. Результат один – физики (я говорил со многими) уже не возражают против идеи, выдвинутой в середине прошлого века Хью Эвереттом. Идеи, по тому времени революционной, а по своей сути столь же банальной, как мысль о том, что, кроме зеленого цвета, есть еще красный, синий, желтый, голубой, оранжевый, фиолетовый и еще множество невидимых, но реальных цветов спектра, и все они составляют неделимое единство бесконечной электромагнитной волны. Моя аналогия вряд ли покажется правильной физику, но Вам, надеюсь, позволит понять, что человек способен обычно воспринимать глазом лишь семь цветов радуги, но живет-то он в мире, где цветов неизмеримое количество, и нет ничего удивительного в том, что время от времени рождаются люди, способные воспринимать
Впрочем, это действительно очень отдаленная аналогия, которая, однако…»
Адвокат перещелкнул страницу – может, все так и устроено в мироздании, как утверждал Пейтон, но Качински был человеком действия, рационалистом, другие вселенные его не интересовали – до тех пор, пока какая-нибудь из них не окажется склеена с нашей и не начнет влиять на принятие решений и наши поступки в этом единственном для большинства людей мироздании.
Где там Стив говорит о наследстве? Да, на пятой странице. Вот.
«…и потому, Вы теперь понимаете, я вовсе не тот, за кого меня принимает так называемая общественность. Экстрасенс? Ясновидец? Целитель? Глупости. У меня столько же органов чувств, сколько у других людей. Я не вижу будущее, потому что будущее в пределах одной ветви мироздания непредсказуемо, и увидеть то, что еще не случилось, невозможно в принципе. Я не умею лечить, потому что нет у меня ни медицинского образования, ни лекарств. Единственное, чем я отличаюсь от других людей, – это мое понимание того, что я живу не только в нашей ветви мироздания, но во всех его ветвях. Разве я один такой? Каждый человек – мультивидуум. Каждый. Без исключения. Но далеко не все способны это… нет, не понять, но ощутить, почувствовать в себе, даосы учились этому, а некоторые с этим рождаются. Мне повезло – я таким родился».
Да, Стивен родился таким, в это Качински вполне мог поверить. Он перещелкнул еще одну страницу и, наконец, нашел место, которое хотел перечитать внимательно.
«…и лишь потому, что я ощущаю себя во всех мирах единым человеческим существом. Мне не нужно задумываться над происходящим, сравнивать один мир с другим, принимать решения, основываясь на рациональном знании. Да, я знаю, что происходит со мной в миллиардах или триллионах (разве я способен их сосчитать?) ветвей, но я знаю это примерно так же, как мой организм знает, что в каждый момент происходит с почками, легкими, сердцем и селезенкой. И действовать, менять собственную судьбу в каждом из миров я могу так же, как действует мой организм, когда нужно идти или поднять руку, или замедлить дыхание. Я не знаю, как это происходит, я просто переставляю ноги, поднимаю руку и перестаю дышать, если нужно. Для того, чтобы жить в Многомирии, не нужно понимание – достаточно инстинктов.
Когда я предсказываю чье-то будущее, я всего лишь вспоминаю, что стало с этим человеком в иной ветви, отличающейся от нашей настолько незначительно, что судьба человека, о котором я думаю, там практически такая же, какой она станет здесь, когда пройдет год или два… или десять. Как я вспоминаю? А разве вы знаете, как происходит аналогичный процесс в вашем сознании? Вы помните детство – как вы с матерью поехали в зоопарк и катались на пони. Вы просто вспоминаете… или вам не удается вспомнить – вы напрягаете память, ничего не получается, вы перестаете об этом думать, и прошлое неожиданно всплывает, когда вы меньше всего ждете его появления. Такое отчетливое, что вам порой кажется: когда это происходило в реальности, вы не видели столько деталей, сколько сейчас, не обращали на них внимания, а теперь обратили…
Когда я пытаюсь понять, чем болен человек, и болен ли он вообще, я тоже всего лишь вспоминаю – если называть воспоминанием проявление в сознании картинки, изображения события, произошедшего в другой ветви, там, где болезнь этого человека диагностирована медициной, которая, конечно же, умеет то, чего никогда не умел ни я, ни любой другой целитель. Я смотрю на человека или слушаю его голос в телефонной трубке и думаю: я же его знаю, я с ним встречался, не здесь, а в другой ветви, надо только вспомнить, что же с ним там… И память, которая на самом деле бесконечно велика, поскольку охватывает все мои бесчисленные сути во всех бесчисленных ветвях, где я существую, эта память подсказывает мне диагноз: «рак легких», этот приговор всплывает, будто воспоминание о моем давнем полете на воздушном шаре.
С лечением сложнее. С лечением гораздо сложнее, потому что одними воспоминаниями не обойтись. Все ветви, в которых существую я, вы, все люди, и тот человек, которого я взялся вылечить, связаны друг с другом, склеены во множестве мест, и я не знаю, как это происходит, не мое это дело – понимать, пусть физики разбираются. Они, кстати, уже многое поняли в этом странном процессе склеек ветвей друг с другом. Я не умею лечить, так же, как не умею ставить диагнозы. Но я могу переместить человека из другой его ветви в нашу – из ветви, где он здоров, сюда, где он болен. Вот и все. А больной из нашей ветви попадает в другую, где он был здоровым, и там начинает болеть, конечно, но – и это главное! – в той ветви врачи уже научились бороться с этой болезнью, и его лечат, он и там становится здоровым через какое-то время, а здесь умер бы…»
Збигнев перещелкнул страницу и вспомнил, как, прочитав впервые эти откровения Стивена, он решил, что подловил клиента на возмутительном противоречии, по сути – на лжи.
«Послушайте, Стив, – сказал он при встрече, – что вы мне написали? Хорошо, я верю, что существуют разные ветви мироздания. Пусть. Но, извините, как можно поверить, что человека из другой ветви вы так легко перетаскиваете в нашу – будто мешок с зерном, да? Взваливаете на себя и… Хорошо, это неверная аналогия, вы не представляете, как это физически происходит, но, черт побери, Стив, у того человека своя жизнь, своя память, он был иным, он, как минимум, не болел! И вы его… Он должен помнить свою жизнь там, в другой ветви, он должен почувствовать себя здесь чужим, там он съел на завтрак колбасу и вдруг оказался в мире, где на завтрак выпил стакан сока и пожевал булочку! Да у него ум за разум зайдет, о чем вы говорите!»
Стивен смотрел на адвоката и кивал – да, мол, да, вы совершенно правы…
«Вы совершенно правы, – сказал он, – то есть были бы правы, если бы речь шла об одной замене: был там, оказался здесь, а тот, что был здесь, оказался там. Да, вы были бы правы, Збигнев, но… знаете, я долго и сам над этим думал… А нужно было не думать, нужно было вспомнить… И однажды я вспомнил… Как химик Кекуле, тот, что открыл формулу бензола… Он все время думал, а нужно было вспомнить, и однажды он вспомнил… себя, конечно, собственное «я» в той реальности, где формула бензола уже известна. Вот и я вспомнил. Понимаете, Збигнев, на самом деле это многократный процесс – может быть, тысячи «я» обмениваются друг с другом, может, миллионы или миллиарды, это происходит вне моего сознания, я только думаю «хочу, чтобы было так», и ветви склеиваются, и становится так, но между этими событиями столько промежуточных, о которых мне ничего не известно, которые происходят вне моего понимания… опять же, я хочу сделать шаг, и я его делаю, нога была на этом месте и оказывается на том, но сколько мелких движений, недоступных моему восприятию, при этом происходит! Обмены, склейки, обмены… И в каждой из ветвей, участвующих в этом процессе, память человека лишь очень ненамного отличается от другой его памяти. Поговорите, кстати, с любым, кого я вылечил. Спросите, не случилось ли чего-то с их памятью после того, как… Уверяю вас, все, подумав, ответят: да, есть кое-что. Некоторые вспоминают такое, чего с ними, вроде бы, не происходило. Некоторые не могут вспомнить, куда положили вещь, которая им так нужна. У всех что-то… Но ведь это такая мелочь по сравнению с тем, что они теперь здоровы! Такая мелочь… Об этом и говорить не хочется…»
«Не могу судить, – сказал тогда Качински, – у меня нет такой памяти, такой интуиции, я могу вам поверить или не поверить».
«От вас и не требуется вера, – сухо сказал Стивен. – Вы адвокат, вы всего лишь должны сохранить документ».
Качински вздохнул, отогнал воспоминание, как назойливую муху, и, придвинув ноутбук ближе (строчки почему-то начали расплываться перед глазами, устал, да), прочитал:
«А теперь о наследстве. Может возникнуть юридический казус – разве возможно передать в наследование способности? На самом деле я не думаю, что вам придется доказывать это в судебном заседании, поскольку никто из наследников, конечно, не станет обжаловать завещание. Но в принципе – не сейчас, так в будущем – подобный казус может возникнуть, и вы должны быть готовы к ответам на каверзные вопросы. Главное: способности целительства (теперь вы представляете, что это означает физически), ясновидения (смысл и этого умения вам теперь известен), а равно любые другие способности человека, связанные с его сутью, как мультивидуума, могут быть переданы по наследству – кому угодно, – точно так же, как движимое и недвижимое имущество. Единственное условие: завещатель должен быть мультивидуумом, должен понимать себя, лишь в этом случае он сумеет управлять своими способностями, своим духовным состоянием так же, как управляет состоянием материальным: деньгами, акциями, домами, лошадьми… На самом деле, Збигнев, это объясняется очень просто, и я уверен, что главное вы поймете из моего письма, а остальное, необходимое в вашей адвокатской практике, додумаете сами.