Завет лихого пацана
Шрифт:
— Дорогой мой Николас, право, мне неловко вас слушать. Вы говорите о деньгах. Вы же знаете, что я совершенно в них не нуждаюсь. Бизнес мой поставлен хорошо, дела идут весьма успешно, как говорится, чего и вам желаю. А потом, этот алмаз не продается, — развел он руками.
— Жаль. Что-то мне подсказывало, что мы договоримся. — В голосе Оппенгеймера прозвучало самое настоящее разочарование. Генеральный директор «Де Бирс» сделал вид, что потерял интерес к алмазу. Распрямившись, он скрестил на груди руки и, чуть подавшись вперед, спросил: — Так что вы мне хотели
— Я вам хочу сказать, что очень рад видеть вас в своем доме, — заговорил Вано Джованошвили. — Для меня это большая честь. Но у меня к вам имеется еще одно дело.
Николас Оппенгеймер не любил незапланированных переговоров, точно так же, как и скоропалительных решений. А к Джованошвили он пришел потому, что хотел взглянуть на его алмазную коллекцию.
Его брови непроизвольно дрогнули, слегка сместились к переносице.
— Вы хотите заключить какое-то соглашение с «Де Бирс»? Я так понимаю? Но все серьезные предложения идут через совет директоров, я всего лишь председатель.
Широко улыбнувшись, Джованошвили покачал головой:
— Не пугайтесь. Речь пойдет совершенно о другом. Давайте присядем.
Крохотный диванчик, обитый красным бархатом, какие нередко встречаются в музеях, был единственной мебелью в зале. Надо думать, установлен он был перед «Демоном» не случайно, — сиди себе и наслаждайся красотой.
— Так о чем же пойдет разговор? — спросил Оппенгеймер после того, как Джованошвили устроился рядом.
— О русских алмазах, милейший.
— Ах, вот вы о чем. Понимаю. Да, у нас имеются в Якутии свои интересы. Весьма перспективный район! — оживился Оппенгеймер. — За последний год там было обнаружено четыре алмазные трубки!
Старик закивал.
— Понимаю. Там, где алмазы, всегда присутствуют интересы корпорации «Де Бирс». По-моему, политика вашей компании за последние сто пятьдесят лет совершенно не изменилась.
— Не буду скрывать — мы сторонники постоянства. Кто-то ведь должен контролировать маклеров и оказывать влияние на цены! Ведь именно благодаря нашей политике цены на алмазы держатся на прежнем уровне. Алмазы твердый валютный эквивалент, они пережили все политические и экономические бури. Что это будет за алмаз, если его стоимость будет равна цене обычного кварца? — генеральный директор слегка поморщился. — А потом, у нас очень квалифицированный совет директоров. Разве я не прав?
— Вы правы, дорогой Николас, — охотно согласился Джованошвили. — Но я бы хотел поговорить не о якутских алмазах.
— Вот как? — оживился Оппенгеймер. — Об уральских, архангельских? В этих российских регионах у нас тоже имеются большие интересы.
— Я бы хотел поговорить об алмазах, которые Сталин должен был передать союзникам в счет оплаты поставок по ленд-лизу. — Николас Оппенгеймер невольно перевел взгляд на красный алмаз, цвет которого сейчас выглядел особенно насыщенным. — По моим данным, стоимость этой партии приближается к трем миллиардам долларов.
Озвученная информация была строго конфиденциальна, и знать о ней мог только самый узкий круг лиц. У Оппенгеймера и раньше было основание предполагать, что старик связан с «Моссадом», теперь он уже более не сомневался в этом.
— И что с того?
— Мне известно, что «Де Бирс» хочет получить эти алмазы. На поиски пропавшего контейнера вы даже отправили своих сотрудников. — И, заметив, как лицо Оппенгеймера приняло жестковатое выражение, Вано поспешно добавил: — И слава богу! Сейчас речь идет не об этом.
— Хм. Тогда что же вас тогда смущает?
— А дело в том, что один из ваших сотрудников убил нашего человека. Я его знал лично. Это Иосиф Абрамович Зальцер. У меня с ним были очень хорошие контакты, у нас в Израиле работает его родной брат. Тоже ювелир, который самым тесным образом сотрудничает с нашей компанией.
— А вы уверены, что его убил наш сотрудник? — насторожился Николас Оппенгеймер.
— Уверен. Убийца приходился ему племянником. И я смею предполагать, что пропавший контейнер с алмазами скоро будет у вас.
— Откуда вы это знаете?
— В этом нет ничего удивительного. Иосиф Зальцер держал в курсе дела своего брата, а тот, разумеется, информировал меня. Евреи — одна большая семья, как вы знаете, где бы они ни находились.
— Вы преувеличиваете наши возможности, — недовольно буркнул Николас.
Джованошвили сцепил кисти и взмолился:
— Помилуйте, только не будем об этом! Уж я-то знаю ваши возможности! — И добавил уже строже: — Только и вы тоже должны знать о моих. Наш бизнес основан на абсолютном доверии. Что же начнется, если мы примемся убивать друг друга? Извините меня за прямоту, но мне бы очень хотелось, чтобы вы меня поняли правильно.
— Постараюсь вас понять. — Николас внимательно посмотрел на собеседника.
— Не хочу сказать, что произошедшее мы воспринимаем как простое недоразумение, но выводы из всего этого вы должны сделать. Я-то вас знаю давно как человека безупречной репутации, но что могут подумать о вас люди, которые, собственно, и попросили меня переговорить с вами?
Николас Оппенгеймер беспокойно пошевелился, диванчик показался ему узковат.
— Позвольте уточнить, кто именно?
— Давайте не будем называть фамилии, — очень любезно улыбнулся Вано Джованошвили. — Но скажу так, эти люди весьма влиятельны. Американские конгрессмены… — Старик выдержал паузу.
Оппенгеймер хранил молчание.
— Мне известно, что интересы вашей алмазной корпорации распространяются и в Венесуэлу, а именно в штат Боливар. В районе реки Гуаниамо найдены богатые алмазные россыпи. Правительству Венесуэлы ваша корпорация предоставила весьма существенный аванс на разработку месторождения, что свидетельствует о самых серьезных ваших намерениях. Американские конгрессмены люди весьма влиятельные, у них имеются очень серьезные контакты с правительством этой страны. Только одного их слова будет достаточно, чтобы существенно осложнить все ваши контакты. Причем хочу заметить, что вложенные деньги вам вряд ли вернут. А срыв контрактов принесет вам дополнительно многомиллионные убытки.