Завет Сургана
Шрифт:
Из этого Сури сделал только один вывод: что хотя бы интонации в этом языке соответствовали его родным. Однако легче ему не стало.
После этого ему захотелось спать – наверное, в зелье было какое-то усыпляющее средство. Сну он не противился: откуда-то помнилось, что во сне быстрее выздоравливают. А что у него со здоровьем что-то не то, он понимал и без старухиных объяснений.
Сури уже находился в неопределенном состоянии между сном и явью, когда сознание еще воспринимает окружающее, но одновременно ощущает и свое присутствие в каком-то другом мире, вдруг он стал видеть что-то, что показалось ему очень знакомым и в то же время странным. Прежде всего то была Онго – такая, какой она была в день начала войны, но оставалась собой лишь секунду-другую, а затем превратилась уже , в мужчину с неприятным голосом, высоким и хриплым. Она (или он?) легко подняла Сури на руки и швырнула куда-то вниз с огромной, как оказалось, высоты. Но летел он не один: остальные разведчики (ему откуда-то было совершенно точно известно, что это именно разведчики), наверное, тоже падавшие, взявшись за руки, закружились вокруг него хороводом. А земля все приближалась, и никто не сделал ни единой попытки помочь ему, спасти его… И он ударился о твердую землю правым боком, очень больно. Так больно, что пришлось проснуться и с облегчением понять, что это лишь приснилось… Да нет, не все.
Новая боль, например, не приснилась. Она осталась и наяву. Только происходила она не от падения на землю. Источником боли оказался обычный автоматный ствол, которым его очень невежливо тыкали в бок.
– Арук, ты что, сдурел? – вырвалось у Сури прежде, чем он понял, что ему лучше было бы промолчать.
– Ага, – сказал на дурной свире человек, разбудивший его. – Парень с равнины. Солдат с той стороны, а? Велик наш Создатель, разрушающий богатства и созидающий их из ничего!
Он обернулся и проговорил, обращаясь к другому, стоявшему у двери с автоматом на изготовку:
– Клянусь моей верой: это свир из числа тех, за чью поимку обещано вознаграждение. Потому что откуда тут было бы взяться другим? Третья дюжина улаков! За эти деньги я куплю новый дом для меня и моей семьи. А еще Арбарам наградит меня кинжалом с золотой рукояткой, с искусной ангерольской насечкой на ней и с обращением к Создателю на голубом клинке. А также объявит о глубоком уважении. Ты же будешь свидетелем того, что это именно я схватил его, я-и никто другой.
Это было произнесено, разумеется, на чистой улка-се, в манере и интонации, свойственных этому выразительному языку. Сури не владел речью гор настолько, чтобы по достоинству оценить манеру; но суть сказанного до него дошла. И, как ни странно, этого оказалось достаточно, чтобы в памяти его всплыло и заняло свои места все то, что он еще так недавно силился вспомнить.
– Ну-ка, оторви свою задницу от подстилки, – снова повернулся к нему улкас. – Хотя ты теперь мой пленник, и только мой, я обязан отвести тебя к старшине сотни, может, он захочет о чем-нибудь расспросить тебя. Быстро, не заставляй меня терять время!
За этой тирадой последовал еще один болезненный тычок.
Сури сел на кровати. Беспомощно огляделся. Встретился глазами со взглядом пользовавшей его старухи, и в следующее мгновение она решительно подошла к ул-касу, отстранив второго, что стоял за его спиной. Тот, что был у двери, сразу же направил на нее ствол автомата, но женщина не обратила на это внимания; она вела себя так, словно была уверена в своей неприкосновенности и, схватив первого из улкасов за руку, яростно заговорила, почти закричала, широко и резко жестикулируя. Вряд ли улкас понимал ее слова, но и по жестам можно было догадаться об их смысле: человек болен, он никак не может встать, вот он встанет и сейчас же упадет и будет корчиться в страшных судорогах…
Во всяком случае, именно так понял ее пантомиму Сури; но как воспринял это тот, к кому все слова и жесты и были обращены, осталось непонятным, потому что единственным его ответом оказалось резкое движение рукой, от которого женщина отлетела к противоположной стене и упала. Улкасы тут же отвернулись от нее, как бы показывая, что с женщинами они всерьез не воюют. Сури снова услышал спокойный голос:
– Так что, тебе помочь встать?
И автомат снова шевельнулся.
Но Сури уже вставал и сам, держась за спинку кровати; постоял секунду-другую, пошатываясь, но почти сразу убедился в том, что вполне может удержать равновесие. Улкас удовлетворенно кивнул:
– Правильно, мужчине стыдно ссылаться на немощь, пока он еще жив.
Хорошо. Теперь возьми все свои вещи, потому что отныне и они принадлежат мне, и ты понесешь их за мной.
– У меня нет вещей… – проговорил Сури, стараясь, чтобы голос не дрожал.
– Не унижай себя ложью, – возразил улкас. – Вы, солдаты равнин, всегда таскаете с собой много всякой всячины, это известно всему миру.
Сури пожал плечами – осторожно, чтобы не вызвать боли:
– Я потерял все, пока падал сверху.
– Тебе в детстве не рассказывали сказок, иначе почему бы ты так скверно придумывал? Падал сверху? Ха! А ну-ка…
И он – наугад или по наитию – ткнул стволом в изголовье постели, с которой только что поднялся Сури. Послышался глухой звук.
– Ты слышишь, а? Что это там так стукнуло – сено в подушке? А может, морская трава? И он откинул подстилку.
– Вот-вот-вот! Может быть, это не твое и ты никогда этого не видал?
Понадобилось мгновение, чтобы обнаруженный предмет занял свое место в памяти Сури. Да, это была очень знакомая ему вещь – его рация дальней связи.
Верно, верно, он ведь был связистом! И еще кем-то… Стой, стой…
Но додумать ему не позволил новый толчок в спину:
– Бери свою торбу, и пойдем. И так с тобой тут провозились неизвестно сколько времени.
Наверное, и в самом деле пришла пора им двигаться – судя по тому, что снаружи, на склоне дюны и на берегу, в разных их концах стали громко пересвистываться, что, безусловно, означало обмен какими-то сигналами и командами.
Три улкаса, что обнаружили Сури в полутемной комнатке рыбачьего домика, повели его – один впереди, двое рядом, поддерживая пол локти, – вниз по склону, а там прямо к одной из шхун, что стояла, бортом прилегая к мосткам. Сури старался не показывать вновь усилившегося страха: как и почти все свиры, он боялся большой открытой воды просто потому, что никогда в жизни не приходилось с нею сталкиваться. Чтобы не бояться, Сури закрыл глаза.
И как только он опустил веки, ему почудился новый звук. Нет, вообще-то он был хорошо знаком, этот едва уловимый, но легко опознаваемый из-за своей неповторимости низкий шелест, "музыка звезд", как когда-то называла его Онго, девушка-пилот. А новым он показался лишь потому, что именно здесь Сури никак не ожидал, не надеялся даже его услышать.
Звук приближающегося агралета.
Только ли он почудился? Или и в самом деле?.. Он снова открыл глаза.
Поднял взгляд к небу. Кажется… кажется, машина действительно была там. И Сури вовсе не был единственным, кто увидел ее. Все, кто находился сейчас на берегу и на палубах, остановились, задрали головы и внимательно наблюдали за действиями воздушного корабля. Похоже, никто не знал точно, что это за машина: своя или чужая. Поэтому никто не спешил убежать от возможного обстрела, но и не размахивал руками в знак приветствия, что вообще-то было свойственно улкасам. А те, кто был там, наверху, никак не спешили раскрывать свои намерения; агралет описывал широкие круги, опустившись примерно до пятисот шагов, прекратил снижение, но не проявлял и намерений подняться и улететь. Казалось, он только наблюдал. Сури с тоской подумал, что если бы машина снизилась и если бы на ней оказались свои – какие угодно, но свои…
Кто-то, однако, видимо опознал все же эту машину; возможно, запросили по радио ее код или воспользовались каким-то другим способом – так или иначе, машину сочли чужой, а значит, враждебной. И по берегу разнеслась команда.
Сури, разумеется, ее не понял, но последовавшие за ней действия явились лучшим переводом. Все находившиеся здесь вооруженные люди – не только улкасы, как вдруг понял Сури, но и свирские солдаты-десантники, подобные тем, чей отряд старался перехватить группу в горах, и теперь неведомо как оказавшиеся здесь, – все, носившие оружие, немедленно воспользовались им и открыли по машине огонь, который, пожалуй, можно было назвать ураганным. Сури со страхом подумал, что сейчас машина загорится и начнет падать на берег или в воду; он просто не мог представить себе, что из такого обилия выпущенных пуль ни одна так и не попадет в цель (хотя человек более опытный подсказал бы ему, что чаще всего именно так и бывает). Машина же, как ни в чем не бывало, сделала еще круг и начала набирать высоту по достаточно пологой спирали. Вскоре стрельба стала стихать, хотя бесполезность ее была понятна еще раньше. Для большинства это был лишь способ разрядки – не столько автоматных магазинов, сколько своих нервов, наверное, достаточно напряженных. Но вот снова засвистели команды, и те трое, что сопровождали Сури, подтолкнули его к коротким сходням, он уперся было – подхватили и просто перекинули на палубу шхуны. И тут же снова подхватили и повели куда-то вниз, в то время как он судорожно глотал воздух, борясь с внезапным приступом тошноты, хотя шхуна и не раскачивалась почти, лишь прибойная пологая волна слегка приподнимала и опускала ее. Судорожно дыша, Сури все же смог подумать о том, что ни война, ни море никак не относились к явлениям, к которым он испытывал хоть какую-то симпатию.