Заветная Мечта
Шрифт:
И ладно, если бы всё это обернулось совместной оргией, ведь тогда Данила, вероятно, не остался бы в стороне от развлечения. Но на деле вышло иначе. Не то чтобы он хотел принимать участие в чём-то подобном, но сидеть с бутылкой пива и слушать, как развлекаются все вокруг, оказалось просто невыносимо. Когда один из его приятелей, порозовевший и довольным, вынырнул из комнаты, ставшей пристанищем его утех, и направился в туалет, юноша перехватил его и попросил закрыть за ним входную дверь. Он ушёл не прощаясь.
Но именно этот опыт в конечном итоге стал основой плана.
Придумав его и утвердив
Первое, что нужно было изменить - настроение, в котором его видела мама. Это требовало определённого лицедейства, но юноша отыскал в глубине себя все печальные и негативные переживания о каких только смог вспомнить и, возвращаясь домой, каждый раз перебирал их в голове, пытаясь настроиться на нужный лад. Не прошло и недели, как его любимая обратила внимание на странное изменение в своём ребёнке и попыталась выяснить, что случилось - он лишь отнекивался.
Вторая часть предполагала разрушить тот образ, что до сих пор царил в разуме женщины его мечты. Образ маленького невинного сынишки, столь хорошо служивший для подростковых шалостей, но никак не подходивший для реализации задуманного. Теперь ему нужно было создать неуверенную, но уже думающую о сексе версию себя и Даниил принялся за дело. Сначала аккуратно, а потом всё настойчивее, он начал оставлять для мамы намёки на свои новые интересы. То и дело на его стене в социальной сети появлялись репосты фотографии обнажённых девушек. В комнате на видном месте обосновался рулон туалетной бумаги, обрывки которой с засохшими и слегка пожелтевшими следами стали регулярным содержимым мусорного ведра. В конце концов, он даже перестал сильно сдерживать себя во время утех перед сном и умышленно позволял стонам срываться с губ, зная, что мама должна была их слышать.
Развитие образа потребовало времени. Но в какой-то момент Данила заметил, что взгляд любимой уже перестал быть наивно-умилённым, приобретая черты внимательного и изучающего. Без сомнения она ощутила перемену и теперь пыталась понять, что ей делать дальше. Позже она начала избегать близкого физического контакта, а привычная домашняя одежда сменилась на более строгую и сдержанную. Давно знакомый халатик появлялся только в самом конце дня, когда мама шла в душ и выходила из него. В остальное время на ней были широкие тренировочные штаны, футболка и, обычно, какая-то накидка сверху. С одной стороны это расстраивало, ведь юноша лишился возможности любоваться чарующими линиями желанного тела, с другой - он понимал, что всё идёт согласно замыслу.
Пришла пора двигаться дальше.
Третья фаза плана казалась самой сложной, ведь она предполагала диалог, каждое слово которого могло разительно повлиять на финальный результат. Скажи он лишнего и все приготовления пошли бы коту под хвост. Но риск, как известно, благородное дело, тем более что отступать уже было поздно, а цель манила, даже ещё сильнее, чем прежде.
Даниил возвращался из института домой. В голове он уже пару недель переживал то, что должно было случиться дальше, но никак не мог собраться и реализовать замысел. Сегодня всё было иначе. Сегодня он, наконец, пересилил свой страх и решился.
Юноша знал, что весь этот день мама
Добравшись до своей парадной он замер, собираясь с духом, открыл дверь и поднялся на пролет между первым и вторым этажом. Теперь предстоял самый сложный момент, вернее один из самых сложных. Собирая в голове все печальные и ужасные воспоминания, он стремился пережить их вновь, надеясь вызвать слёзы. Ему нужно было расплакаться, чтобы глаза слегка покраснели и оставались на мокром месте в тот момент, когда мама увидит его. В голове мелькали образы тех событий, что больше всего потревожили его внутренний покой: похороны бабушки, драка в школе, то, как однажды его осмеяли ребята во дворе. Одно за другим он выуживал из памяти неприятные воспоминания, но нужного результата это не приносило. Разум упорно не хотел доходить до нужной кондиции, когда нервы не выдерживают и слёзы катятся из глаз сами собой.
Говорят, актёры плачут в кино по-настоящему, действительно умудряясь отыскивать в себе те чувства, что наполняют их героев. Как они это делают? Даня не знал. Как парень ни старался, его глаза даже не закололо в преддверии нужного результата. Юноша пошёл на крайность и попробовал ущипнуть себя со всей силы за руку. Было очень больно, но и это не позволило ему добиться желаемого.
Разгневанный на себя, он, в конце концов, поднялся на свой этаж, остановился перед дверью, прислушиваясь к внутренним ощущениям и, убедившись, что прогресса нет, разочарованно погрузил ключ в замок.
Вот ведь! Столько стараний, а в самый ответственный момент проблемой становится его собственное тело - предатель, не желающее выполнять волю хозяина.
Даня быстро разулся, прошёл в свою комнату и уселся на кровать, не зная, что ему делать дальше.
– Ты вернулся?- окликнул его голос мамы из кухни.
– Да,- буркнул он в ответ.
– Как дела в институте?
Юноша насупился.
– Хреново,- выдал он первое, что пришло в голову, и только когда слово уже сорвалось с губ, спохватился.
Он никогда не ругался при маме. Он и в целом практически не позволял себе сквернословить вне зависимости от окружения. Даже в мыслях одёргивал себя от наиболее резких выражений и слов, но, поди ж ты, вырвалось. Парень так удивился своему порыву, что не заметил, как мама заглянула в его комнату и пристально посмотрела на сына. Он не реагировал, уставившись куда-то в пол.
– Данил,- грустно позвала она,- мне кажется, нам нужно поговорить.
– О чём?
Мама замялась.
– Обо всём,- наконец выдавила из себя она,- я же вижу, что что-то не так, но ты закрываешься от меня.
Парень молчал.
– Помнишь, как мы всегда хорошо говорили? Как ты рассказывал мне всё, и мы вместе находили решение твоих трудностей?
Он лишь нервно дёрнул головой.
– Тогда, когда у тебя возникли проблемы с другими мальчиками в школе, мы же всё обсудили и уладили. Может быть, расскажешь, что с тобой сейчас происходит.
Юноша поднял голову и пристально посмотрел на свою маму.
– С мальчиками?- переспросил он звенящим голосом,- с мальчиками? Мама! Мне было, сколько там? Двенадцать? Тринадцать?