Заветы
Шрифт:
За обедом в столовке несколько моих друзей по домашке спели «С днем рожденья тебя». Еще кто-то похлопал.
Потом день пошел к вечеру. Воздух застыл, часы застопорились. Я сидела на французском, где нам задали читать страницу из одной новеллы Колетт – из «Мицу» [17] , про звезду мюзик-холла, которая прячет у себя в гардеробе мужчин. Мало того что новелла была французская, она еще якобы повествовала о том, сколь ужасна была прежде женская жизнь, однако я не заметила в жизни Мицу ничего особо ужасного. Прятать в шкафу красивого мужчину я бы тоже не отказалась. Но, даже знай я такого мужчину, куда бы я его запрятала? Вряд ли в шкаф у себя в спальне – Мелани просечет на раз-два-три, а если и нет, мужчину ведь
17
Колетт (Сидони-Габриэль Колетт, 1873–1954) – французская писательница, классик французской литературы, звезда Прекрасной эпохи, с 1945 г. – член Гонкуровской академии, а с 1949 г. – ее президент. «Мицу» (Mitsou) – ее новелла 1919 г.
В том и была моя проблема. Я никогда ни с кем не встречалась, потому что мне не попадались те, с кем хотелось бы встречаться. И откуда бы им взяться? Парни из Школы Уайл – и речи быть не могло: я училась с ними с первого класса, видела, как они ковыряют в носу, некоторые даже в штаны писались. Какая романтика, если представляешь себе такое?
На меня навалилось уныние – в день рождения это бывает: ждешь волшебных превращений, а никаких превращений нет. Чтобы не заснуть, я дергала себя за волосы, за правым ухом, щипала по два-три волоска. Я знала, что, если дергать слишком часто в одном месте, то там может получиться лысинка, но эта привычка завелась у меня всего за несколько недель до того.
В конце концов время истекло и можно было домой. Коридором, обшитым полированными панелями, я дошла до парадной двери и выступила наружу. Моросило; я не взяла плащ. Оглядела улицу – машина Мелани меня не поджидала.
И вдруг рядом возникла Ада в черной кожаной куртке.
– Пошли. Давай в машину.
– Что? – переспросила я. – Почему?
– Нил и Мелани. Кое-что случилось.
Я посмотрела ей в лицо и мигом поняла: случилось что-то совсем плохое. Будь я постарше, я бы спросила тут же, но я не спросила – я хотела оттянуть момент, когда узнаю, что же это. В книжках мне попадались слова безымянный ужас. Прежде это были просто слова, а в тот миг именно он меня и накрыл.
Когда мы сели и машина тронулась, я сказала:
– У кого-то инфаркт?
Больше в голову ничего не пришло.
– Нет, – сказала Ада. – Слушай меня внимательно и не психуй. Домой тебе нельзя.
В животе стало еще ужаснее.
– Что такое? Там пожар?
– Взрыв, – сказала она. – Заминировали машину. Перед «Модницей».
– Блин. Лавку разнесло? – спросила я.
Мало нам взлома.
– Машину Мелани. И она, и Нил были в машине.
С минуту я сидела молча; я ничего не понимала. Какому маньяку приспичило убивать Нила и Мелани? Они же такие обыкновенные.
– То есть что, они умерли? – наконец спросила я.
Меня трясло. Я пыталась вообразить взрыв, но перед глазами была лишь пустота. Черный квадрат.
V
Фургон
Кто ты, мой читатель? И когда ты? Быть может, завтра, быть может, спустя полвека, быть может, никогда.
Не исключено, что ты – какая-нибудь Тетка из Ардуа-холла, наткнулась на это повествование ненароком. Пережив мгновение ужаса пред лицом моей греховности, сожжешь ли ты эти страницы, дабы сохранить нетронутым мой беспорочный образ? Или поддашься вселенской жажде власти и помчишься к Очам [18] стучать на меня?
18
«Ибо
Или ты заграничный шпион, что роется в архивах Ардуа-холла, когда этот режим уже пал? В каковом случае коллекция компрометирующих документов, которые я собираю столько лет, всплывет не только на моем суде – если судьба злокозненна и если я доживу до появления на оном, – но и на судах многих прочих. Я почитаю своей обязанностью знать, где захоронены трупы.
Сейчас ты, вероятно, гадаешь, как я избежала гибели в чистках от рук вышестоящих – если не в первые дни бытования Галаада, то хотя бы позднее, когда пауки в своей банке достигли степенной зрелости. К тому времени уже немало прежних патрициев болтались на Стене, ибо те, кто занял высочайшую вершину, позаботились о том, чтобы никакой амбициозный соперник их оттуда не спихнул. Тебе, вероятно, представляется, что, будучи женщиной, я была особо уязвима пред подобными веяниями, однако ты ошибаешься. Просто-напросто, будучи женщиной, я выпала из списка потенциальных узурпаторов, поскольку ни одной женщине в Совет Командоров ходу нет: парадоксальным образом с этого фланга я была прикрыта.
Но моему политическому долгожительству имеются еще три причины. Во-первых, режиму я нужна. Женской стороной всего предприятия я правлю железной рукой в кожаной перчатке под шерстяной варежкой, и я слежу за порядком: позиция моя уникальна, как у евнуха в гареме. Во-вторых, мне слишком многое известно о вождях – слишком много грязи, – а они не знают наверняка, что я сделала с этой грязью в смысле документирования. Если меня вздернуть, не просочится ли грязь наружу? Они вполне могут подозревать, что я заранее приняла меры – и тут они правы.
В-третьих, я неболтлива. Всякий туз считает, что доверять мне тайны безопасно, однако – и окольным манером я даю это понять – лишь коль скоро в безопасности я сама. В систему сдержек и противовесов я верю много лет.
Невзирая на эти меры, расслабляться негоже. Галаад – земля скользкая, несчастья приключаются здесь на каждом шагу. Мой погребальный панегирик уже кем-то составлен – это как пить дать. Я вздрагиваю: кто прошелся по моей могиле?
Времени, умоляю я пустой воздух, еще чуточку времени. Мне больше ничего не надо.
Вчера пришло нежданное приглашение на приватную беседу с Командором Джаддом. Подобное приглашение я получаю не впервые. В ранних наших встречах приятного было мало; другие же, более поздние, были взаимовыгодны.
Шагая лоскутом хилой травы, что покрывает территорию между Ардуа-холлом и штаб-квартирой Очей, затем взбираясь – не без труда – на склон по внушительной белой лестнице, что ведет к многоколонному парадному входу, я гадала, какой окажется эта встреча.
Должна признаться, сердце мое билось быстрее обычного, и не только лестница тому виной: не все, кто переступал этот порог, выходили назад.
Очи воцарились в бывшей громадной библиотеке. Здесь больше не хранятся книги, кроме их собственных, – изначальное содержимое сожжено или, если представляло ценность, дополнило частные коллекции всевозможных вороватых Командоров. Тщательно изучив Писание, я теперь могу привести главу и стих, где говорится о пагубе присвоения добычи, запретной пред Господом [19] , однако благоразумие – главное достоинство храбрости [20] , так что я воздерживаюсь.
19
«И к одним будьте милостивы, с рассмотрением, а других страхом спасайте, исторгая из огня, обличайте же со страхом, гнушаясь даже одеждою, которая осквернена плотью» (Иуд. 1:22–23).
20
Слегка искаженная цитата из: Уильям Шекспир. Генрих IV. Часть 1, акт V, сцена 4, перев. Е. Бируковой.