Завидный жених
Шрифт:
– Тогда супруги будут соблюдать приличия и каждый заживет своей собственной жизнью.
– Главный интерес моей жизни заключается в исследовании древности, других народов и цивилизаций. Я собираюсь заняться организацией экспозиции в Британском музее и основать собственный музей на свои средства. Занимаясь этим в одиночку, я неизбежно буду чувствовать себя изолированным. Я был бы рад обрести партнера.
Его низкий голос обволакивал Мередит теплом. Она облизнула пересохшие губы и даже в темноте заметила, что его взгляд устремлен на них.
– Вы хотите
– Эндрю считает, что для того, чтобы влюбиться, много времени не требуется.
– Вот как? – Она скептически подняла брови. – А он эксперт в подобных делах?
– Этого я бы не сказал, но он влюблен в кого-то. Коляска проезжала под газовым фонарем, и Мередит заметила, как испытующе смотрит на нее Филипп.
– Вы, кажется, огорчены этой новостью, мисс Чилтон-Гриздейл?
– Да, лорд Грейборн.
– Могу я поинтересоваться почему?
– Потому что я надеялась предложить мистеру Стентону свои услуги в качестве свахи.
Несколько секунд только стук колес экипажа нарушал тишину, потом, к удивлению Мередит, лорд Грейборн откинул голову и засмеялся. Она никак не ожидала подобной реакции.
Мередит почувствовала раздражение и обрадовалась этому. Отлично. Мужчина, который раздражает, не может нравиться.
– Не понимаю, что так развеселило вас, милорд. До скандала с вашим проклятием мои услуги ценились весьма высоко. Только в прошлом году я устроила пять удачных браков. Самый успешный из них – союз Лидии Уэймот и сэра Перси Карменстера – и побудил вашего отца обратиться ко мне.
– Извините, – сказал Филипп, успокаиваясь, – я смеялся не над вами, милая леди. Я смеялся потому, что ваши слова меня очень обрадовали.
Мередит нахмурилась. Обрадовали? Она попыталась вспомнить все, что успела сказать.
– Теперь, когда мы установили, что Эндрю не нуждается в вашей помощи, я могу надеяться, что все свое внимание вы будете уделять только моей особе.
Мередит подумала, что, к сожалению, и так слишком много внимания уделяет лорду Грейборну. И это ее очень пугает.
Когда Филипп вернулся домой, в прихожей никого не оказалось.
– Эй, – крикнул он, снимая шляпу.
Тихое фырканье за спиной заставило его вздрогнуть. Он быстро обернулся и обнаружил, что перед ним стоит Бакари. Черт подери его привычку подкрадываться бесшумно, как кошка! Хотя в прошлом этот талант неоднократно выручал их, а один раз, когда Филиппа захватили контрабандисты, даже спас ему жизнь. Но в стенах лондонского особняка подобная привычка казалась совершенно неуместной.
– Все в порядке? – спросил он.
– Собака, – проворчал слуга.
– Понятно. – Филипп спрятал улыбку. Под таким заботливым присмотром щенок должен скоро поправиться. Отлично!
Он поднял голову, услышав шаги на лестнице. К ним спускался Эндрю в вечернем костюме.
– Я думал, ты отправился почивать, – сказал Филипп. – Или теперь принято спать в брюках и в визитке?
– Вовсе нет, – ответил Эндрю. – Просто я решил дождаться тебя и узнать, как прошла твоя поездка с мисс Чилтон-Гриздейл. – Наклоняя голову направо и налево, он демонстративно изучал лицо Филиппа и наконец покачал головой: – Так я и думал.
– Что ты думал?
– Что все прошло не так, как ты хотел.
– О чем ты?
– Ты ее не поцеловал. Бакари фыркнул.
– Во-первых, – раздраженно сказал Филипп, – откуда ты можешь это знать, а во-вторых, почему ты решил, что я хочу ее поцеловать? Позволь напомнить, что мы в Англии – цивилизованной и даже чопорной стране. Здесь не принято ни с того ни с сего целовать дам. Здесь приходится соблюдать приличия.
Эндрю скептически воззрился на друга.
– С каких это пор ты стал таким приверженцем правил и приличий? Может, напомнить тебе, что случилось, когда ты в последний раз решил им следовать?
Бакари вздрогнул и замахал руками, бормоча какие-то заклинания.
– Плохо. Очень плохо, – проговорил он наконец, тряся головой.
Филипп откинул со лба волосы.
– Нет, не надо мне напоминать. Да, не вышло ничего хорошего.
– Очень плохо, – настаивал Бакари.
– Я, черт возьми, чуть не утонул, потому что ты упорно настаивал, что мы должны переплыть реку точно так, как это делали в древности – в дурацком, чертовски неустойчивом каноэ, – мрачно заявил Эндрю, совершенно проигнорировав слова Филиппа о том, что «не надо напоминать».
– Да ты, черт возьми, должен был сказать мне, что не умеешь плавать! До того, как мы отплыли от берега. А потом, разве не я тебя спас? Позволь напомнить тебе, что при этом ты так колотил руками и ногами, что я получал весьма чувствительные удары, в частности по очень нежным частям тела.
– Не стану спорить, – признался Эндрю, – но ты их заслужил. Это происшествие стоило мне нескольких лет жизни.
– И ничего бы не случилось, если бы ты сразу сказал мне правду.
– Ну, мужчины, как правило, не кричат направо и налево о том, что они не умеют плавать, – возразил Эндрю, – а не случиться оно могло бы, если бы ты не требовал, чтобы мы пересекли реку, строго соблюдая античные правила. – Он прищурился. – И не пытайся сменить тему. Я знаю, что ты не поцеловал ее, потому что, как я уже говорил, я читаю тебя, как открытую книгу. Если бы ты это сделал, ты не выглядел бы таким разочарованным. И во-вторых, то, что ты этого хотел, тоже написано у тебя на лице.
Бакари фыркнул и кашлянул.
Филипп стиснул зубы. Как, черт возьми, неприятно, что Эндрю прав! Он ведь и правда хотел поцеловать ее. Даже очень хотел. Почему же он этого не сделал? В конце концов, это просто поцелуй. Но Филипп прекрасно знал почему. Какой-то инстинкт подсказал ему, что ничего «простого» в таком поцелуе не будет.
– А ты бы, конечно, поцеловал?
– Да, – твердо ответил Эндрю, не обращая внимания на его угрожающую интонацию. – Если бы женщина мне нравилась и представилась такая возможность, то, конечно, поцеловал бы.