Зависимость количества попаданий от плотности огня.

Игнатьев Илья

– А с ним что случилось?
– угрюмо спрашивает Славка.

– Вячеслав, горе моё…

– Да ладно, Ил, ничего. Умер. Хм, а может, сдох… Наверное, правильно сказать: сдох. Ты, Славочка, на меня так не смотри, я от твоего взгляда не загорюсь, это у тебя вот такой отец, а у меня… Он флянчик взял с хаты там у нас одной, торгует там одна… Палёнка, ясное дело, а он там постоянный клиент был, у Шурочки этой, в долг там, и за шмотки… Из дома же всё пропил… Хм, а палёнка на этот раз, оказалась совсем уж палённой, не по-детски, а может, и пора пахану моему пришла, у него ж не мотор, а тряпка к концу был уже. Сердце, в смысле. Вот, так он, - прикиньте, Ил!
– даже до дому не дотерпел, -

хм, Славка, как ты сегодня, с книжкой, - прям в подъезде её и… Там и нашли его на утро. Всё. Ил, а тарелки в раковину?

– Слав…

– Давай-давай, я сюда их, погоди… Да ладно, в раковину я их! Согласен, пап, неохота с посудомойкой…

Мы все трое замолкаем… Славка с Севкой, - тот мешает Славяну больше, чем помогает, - убирают посуду, а я, встав из-за стола и отойдя к окну, присаживаюсь на подоконник, и в открытую разглядываю обоих. Если бы я не был я, то только взвыть! Что ж такое, сука? Что с Миром? А? Почему этим вот, и тысячам… миллионам таких вот, как эти двое, суетящиеся у раковины, мешающие друг другу, забыв про гадости с ними происходившие, - Славка, - и происходящие, - Севка, - хихикают, толкаются, чуть ли водой не брызгаются… почему к ним Мир так вот, такой своей, самой сучьей стороной…

Севку я просто-напросто притащил обратно. А что было мне ему говорить? Да ещё ведь… «Ил-2» сегодня весь день внутри у меня греет мотор, пробует закрылки, рули, гашетки пушек, - ну, стрельбы не будет, не ТЕ у нас горы, но… Мотор горяч, на валу максимальная мощность, пропеллер, с выставленным на взлёт шагом, гонит поток, а скованная, выделанная в стальной моей Магнитке железными отцами и дедами моими броня, - нерушима… И верный задний сын-стрелок, - Славка Ласточка…

Ладно, без лирики-романтики, - рыкнул я на Севку, понуро сидящего на лавочке у «Пионера» с пивасиком своим, - «Балтика», все дела, полторашка, - уркнул я что-то вполне нечленораздельно-грозное и совершенно Славкой ни разу в жизни не слыханное, брезгливо выкинул в чахлые кустики в палисаднике его пиво, - а выпил-то!
– глоток, наверно, - тошно было Севке пить это пиво, - глянул ему в серую сталь его, вскинутых, было, на меня глаз, - ГЛЯНУЛ, - и притащил обратно. Без сопротивления, - какое там, я ж… Ладно.

А потом мы обедали. Славка, - лучший! Ни вопросов, ни суеты… О шампанском никто не вспоминал, разумеется, - хм, сдаётся мне, шампанское у нас троих, когда мы втроём, любимым напитком не станет, - Севка сам заговорил, - нет, объяснений не стал давать, он стал рассказывать про своего брата, - на восемь лет старше Севки, - «откинувшегося» прошлой весной, - «хату, Славка, они там, одну подняли, с братвой», - и про… про отца тоже рассказывать начал. Ну, не знаю. Отец… Мать, тоже… Вот, говорят, - гены. Не в таких, как Севка, как Славка. В Славяне вообще, - мои гены. Это я не знаю, как, я даже не могу это и ненаучно объяснить, ведь вообще, даже не представлял я себе о существовании Ласточки, до того, как пять лет тому назад… неважно, - но гены в Славке мои. И в Севке мне совершенно очевидно неприятие матери и дурацки, недостойно сдохнувшего отца, - про брата его мне лучше и не думать, я, когда о таких думаю, я социально опасен тогда становлюсь, - не только для «таких», это по умолчанию, но ведь я могу запросто и правоохранителя какого-нибудь зацепить, приди ему в пустоту под фуражкой вздорная мысль помешать мне с «таким» пообщаться так, как положено было в ТЕХ горах…

Я могу решить Севкину проблему, связанную с его братом. И не могу. Решение тут одно, - но могу ли я лишить Севку брата? Севка его… любит?
– привык?
– брат, всё-таки, - компьютер этот брат где-то надыбал, - думать даже не хочу, где, - Славк… тьфу ты!
– Севке

поиграть дал разик, а потом, напившись, Севку же и отметелил, вытащив прямо из-за этого компа, - предполагать даже не хочу, за что, - ни за что ведь, - за что может старший брат отметелить младшего, - на восемь лет младшего, - так, что в больнице обнаружили затемнение в лёгких у здорового до того, спортивного, в общем-то, парнишки… Это вот, как если бы я… Женьку нашего?! Б-р-р…

А может, посадят снова этого… брата Эдика. Погоди, Ил… А что? Это, в общем-то, технически очень даже решаемо… Я и не таких подставлял, и в душе даже ничегошеньки не шевелилось у меня, - удовлетворение даже, я… Убивать врагов в честном бою, а в мирной жизни давить крыс, подставлять и сдавать сук, - это ли не занятия для мужчины?.. Нет. То есть, всё будет только так, как решит Севка. Ну, а самого Севку его брат пальцем больше даже не тронет! К нему завтра же съездит… да, пусть Ногай съездит, - он мне должен, вот он и съездит, - а то сам я… да и Никита не удержится, - пусть Ногай, он умеет, он сам такой, терплю его только для таких вот дел…

Но это всё… В чувство Севкиного брата я приведу, Ногай умеет, но это… Он всё так же будет попрекать Севку неизвестно кем, - матерью, всё-таки, наверно, - заработанным куском, не давать мальчишке спать, шпынять, отравлять Севке жизнь, - всячески, всё изощрённей со временем, они, - «такие», - это умеют, - но бить не будет больше, - просыпаясь среди ночи, он, брат Эдик, будет с ужасом вспоминать искусственные мертвенно-фарфоровые зубы и вовсе уж дохлые и тухлые глаза Ногая… Как мне хочется самому, Боги… Ладно. А там я его посажу, суку. А если Севка мне этого не позволит, то… Что ж, время. Севка растёт, и вырастет, - уже при мне, при нас со Славкой, это не обсуждается, - а там, тогда, глядишь…

– Хорош, пацаны! Славка, я тебя не узнаю, такой бардак развёл, вытирайте всё тут, я курить пойду.

– Да кури тут, Ил, чо уж…

Я, в изумлении и восторге, воздев руки к Небесам, скачу на одной ноге!
– мысленно… Да, Славян, дела… А если так:

– Севка, ты куришь? Только без балды.

– Ну-у, Ил, как вам сказать…

– А вот никак! У нас ты курить не будешь. Я не считаю, как многие вокруг, что это грех, я и сам курю, но у нас, при нас ты курить не будешь. Это… установка такая. А так, кури, что уж, - сам знаю, когда хочется… Блин, я однажды…

Я, закурив, рассказываю пацанам только что, на ходу мною выдуманную, прикольную, - на их вкус, - историю, пустую и забавную, - на мой вкус, - а сам думаю. Я всё готов сделать, чтобы Мир изменился к этим двоим, и миллионам других, таких же, как эти двое. Лучших чуть, худших немного, разных. Есть, конечно, с самого раннего детства есть такие, которых только в… Не знаю, так-то я не против абортов, и не против эвтаназии, - не знаю. Но «таких», - единицы из тысяч и миллионов ТАКИХ, как Славка, как Севка… Вырастают, - да. Всякие. Наша вина, моя и Мира, - но на что я готов? И что Мир примет, и, - главное, - позволит мне сделать?

Блядь, всё-таки, неужели… Севка… Какие глаза, - серые, цвет распространённый, но это мой любимый цвет, это цвет глаз Сладкоежки… уходит боль… И взгляд. Я вижу в Севкином взгляде наше с ним будущее, - и я, старше ставший, познавший столь многое, убедившийся во вздорной всесильности Богов, понявший, что главное не только в ТЕХ горах, главное всегда впереди, - я никому не позволю, чтобы с Севкой, со Славкой Ласточкой, со мной произошло хоть что-то подобное тому, что произошло тогда со мной и Славкой Сладкоежкой в ТЕХ горах, после того, как растяжка с гранатой на конце убила Сладкоежку, и, оставляя незаживающие шрамы на ясной глади Вечности, распорола мою жизнь надвое…