Зависть
Шрифт:
Дом или, точнее, особняк, был выстроен в характерном для Южной Каролины стиле и представлял собой двухэтажный каркасный дом на высоком фундаменте из крепкого, как гранит, красного кирпича. Шесть широких ступеней вели на крытую веранду, опоясывавшую дом с трех сторон. Входная дверь – как и противоураганные жалюзи в окнах обоих этажей – была выкрашена глянцевой черной эмалью. Балкон над входом поддерживали шесть колонн, высокую двускатную крышу венчали два дымохода.
Иными словами, дом выглядел именно так, как ожидал Харрис.
Чего он не ожидал, так это того, что дом
Холодная капля воды упала Харрису за шиворот, и он от неожиданности вздрогнул и выругался. Подняв голову, помощник шерифа увидел над собой несколько густых древесных ветвей, которые грозили обрушить на него настоящий дождь. Промокнуть уже после того, как дождь закончился, не входило в его планы, поэтому Харрис вытер шею платком, водворил на место шляпу и поспешно шагнул вперед, но снова остановился и огляделся по сторонам, чтобы удостовериться, что никто не заметил его испуга.
Но вокруг было безлюдно. Сумерки быстро сгущались, в низинах и ямах собирался туман, и по спине Харриса пробежал холодок. Это уже никуда не годилось! Обругав себя трусом, помощник шерифа решительным жестом надвинул шляпу на лоб и усилием воли заставил себя тронуться с места.
На этот раз он не остановился. Обходя лужи, Харрис вышел на засыпанную ракушечником дорожку, которая смутно белела в полумраке между рядами виргинских дубов, с ветвей которых свисали длинные бороды испанского мха. Деревья были старыми, их скрюченные корни во многих местах выползли на дорожку. Некоторые корни были толщиной с руку взрослого мужчины, и Харрис, запнувшись о них, несколько раз с трудом удерживался на ногах.
Несмотря на страх, который никак не желал отступать, помощник шерифа не мог не признать, что и дорожка, и сам дом производят впечатление если и не слишком приятное, то, по крайней мере, величественное. При ярком же свете здесь было, наверное, даже красиво – особенно если учесть, что особняк стоял на высоком обрыве и выходил задними окнами на океан.
Харрис знал, что странный дом не всегда был таким большим. Первоначально он состоял всего из четырех комнат. Два столетия назад его построил здесь плантатор, выкупивший остров у колониста-англичанина, который в конце концов решил, что лучше умереть на родине от старости, чем от желтой лихорадки на недавно открытом американском континенте. Плантатор скоро разбогател – сначала на индиго, потом на торговле хлопком. Хижина из четырех комнат, которую он возвел на своем участке, была превращена им в бараки для рабов, а неподалеку от него началось строительство нового большого особняка.
Тогда, за несколько лет до Гражданской войны, этот особняк едва не стал седьмым чудом света. На Санта-Анне, во всяком случае, никогда ничего подобного не видывали. Строительные и отделочные материалы привозились с континента и сгружались на побережье. Оттуда камень и бревна доставляли к месту строительства упряжки мулов, с трудом продиравшиеся через густые заросли. Прошло не меньше десяти лет, прежде чем строительство было завершено, но особняк получился на редкость красивым и прочным – во всяком случае, он пережил и нашествие армии северян, и несколько жестоких ураганов, регулярно уничтожавших дома других обитателей острова.
Смертельный удар гордому дому нанесли не враги и не непогода. В начале двадцатого столетия на плантации напал хлопковый долгоносик. Он уничтожил не только урожай, но и всю местную экономику, положив конец самому образу жизни, к которому привыкло население Санта-Анны.
Отдаленный потомок удачливого плантатора был, как видно, человеком неглупым. Во всяком случае, он сумел предугадать свою судьбу и, не дожидаясь неизбежного конца, повесился на крюке от люстры в обеденном зале особняка. Его родственники и домочадцы, спасаясь от кредиторов и неуплаченных налогов, бежали с острова под покровом ночной темноты, и с тех пор о них ничего не было слышно.
Проносились десятилетия, а дом все стоял заброшенным. Лес акр за акром захватывал и поля, которые когда-то были белы от созревшего хлопка, и прилегавшие к особняку сады. Комнаты, где когда-то кружились под звуки вальса и мазурки подтянутые офицеры и аристократки в кринолинах (рассказывали, что в особняке побывал сам Авраам Линкольн), наводнили крысы и прочая мерзость. Единственными, кто изредка заглядывал в старый дом, были шальные подростки, принявшие лишнюю дозу марихуаны или пива и искавшие места, где можно отоспаться без помех.
Так бы дом, наверное, и превратился в руины, если бы около полутора лет назад его не купил какой-то человек, о котором на острове ничего не знали. Он сразу же затеял ремонт, вылившийся в полномасштабную реставрацию и обошедшийся новому хозяину не меньше чем в миллион долларов. Харрис был уверен, что владельцем особняка и изрядного куска прилегающей к нему земли стал какой-то северянин-толстосум, начитавшийся «Унесенных ветром» и решивший во что бы то ни стало превратить поместье во вторую Тару. Это его, впрочем, не удивило – островитяне всегда считали, что у янки денег куда больше, чем здравого смысла.
Но вскоре жители Санта-Анны переменили свое мнение. Они утверждали, что новый владелец особняка проявил себя человеком с отличным вкусом и не пожалел денег на полную перестройку имения. Харрис, однако, продолжал придерживаться мнения – этому парню придется сделать еще очень много, чтобы вернуть особняк в его золотой век. Сколько на это понадобится средств и времени, даже подумать было страшно. Задача – если взяться за нее как следует – была поистине титанической, и помощник шерифа нисколько не завидовал тому, кто отважился бы взвалить ее на свои плечи.
И дело было даже не в деньгах, а в невезении, которое накрепко срослось с этим домом, как будто над ним висело проклятие. Согласно местным легендам, призрак самоубийцы все еще обитал в доме и время от времени принимался раскачивать люстру в большом обеденном зале.
В привидения Харрис не верил. В жизни ему приходилось встречать людей, которые были куда страшнее, чем любой призрак или дух, поэтому он был уверен, что всякими дешевыми байками его не проймешь. И все же Харрис предпочел бы, чтобы ступени и веранда старого дома, куда он поднялся, чтобы постучать во входную дверь, были освещены получше.