Заводная
Шрифт:
— Я хотела бы знать…
— Не желаете чаю? — снова прерывает Ясимото.
Канья терпеливо играет роль вежливого гостя.
— Благодарю вас.
Пружинщица, получив указания, встает и выходит. Канья невольно чувствует облегчение: в присутствии этой твари было как-то не по себе. Правда, без переводчика в комнате повисает молчание, и она ощущает, как тают секунды и минуты. Время, время уходит. Небо затягивает грозовыми тучами, а тут — церемонии.
Пружинщица присаживается у низкого столика, точными движениями смешивает
Сама же пружинщица старательно не замечает гостью, ничего не говорит о белой министерской форме, понимает, что при иных обстоятельствах уже была бы отправлена в компост, но вида не подает — ведет себя безупречно вежливо.
Ясимото ждет, когда Канья сделает первый глоток, потом отпивает сам и аккуратно ставит чашку на столик.
— Наши страны дружат очень давно — с тех пор как во времена вашего великого ученого Кинга Пумибола император преподнес в дар королевству тиляпию. Мы верны нашим добрым отношениям и, надеюсь, в нынешнем деле также сможем быть вам полезны, но сперва хочу еще раз подчеркнуть, что мы — ваши друзья.
— Расскажите о пружинщиках.
— Что именно вы хотели бы знать? — Он с улыбкой показывает на сидящую рядом девушку: — Одна из них сейчас перед вами.
Канья не показывает охвативших ее противоречивых чувств. Девушка очень красива: прекрасная кожа, удивительно изящные движения, — но от ее вида по спине пробегает холодок.
— Для чего они вам?
— Наше население стареет, молодежи совсем мало, а славные девушки вроде Хироко заполняют этот пробел. Мы не такие, как тайцы. У нас есть калории, но трудиться некому, поэтому стране нужны личные помощники и рабочие.
Скрывая отвращение, Канья говорит:
— Да, вы, японцы, совсем другие. Только вам мы дали исключительное право ввозить этих…
— Убийц, — подсказывает Джайди.
— …созданий. Вроде нее. — Она невольно кивает на переводчицу. — Больше — ни одной стране и ни одной фабрике.
— Мы ценим эту привилегию.
— Однако злоупотребляете ею, раз пользуетесь военными моделями…
Хироко прерывает гостью на полуслове и спешит передать возмущенный ответ своего хозяина.
— Нет! Это исключено! Мы даже близко не подходим к подобным технологиям!
Ясимото багровеет от гнева. Канья думает, не нарушила ли случайно какую-нибудь норму японского этикета, а пружинщица продолжает совершенно спокойным голосом:
— Мы имеем дело только с Новыми японцами вроде Хироко. Она послушна, умна и прекрасно обучена. Это — необходимое орудие в нашей работе, такое же, как мотыга для крестьянина или меч для самурая.
— Любопытно, что вы упоминаете именно меч.
— Хироко — не военная модель.
Канья достает из кармана и припечатывает к столику фотографию пружинщицы-убийцы.
— Тем не менее одна из ваших — ввезенная вами и зарегистрированная на вашего человека — совершила покушение на Сомдета Чаопрайю и еще восьмерых человек, а потом исчезла, растворилась в воздухе, как рассерженный пхи. А вы, глядя мне в глаза, говорите, что военных пружинщиков тут быть не может! — В конце она переходит на крик, но переводчица продолжает говорить спокойно.
Лицо японца делается неподвижным, Ясимото берет снимок, внимательно разглядывает, потом передает Хироко и говорит:
— Надо проверить наши записи.
Девушка выходит. Канья смотрит на него, но не замечает ни беспокойства, ни тревоги, ни даже намека на страх — одно только раздражение. Жаль, что нельзя поговорить с Ясимото напрямую, — слушая японское эхо своих слов, ей кажется, что их сила исчезает, что Хироко смягчает удар.
Ждут молча. Ясимото предлагает гостье чай, та отказывается, не пьет и он. Напряжение велико. Канья думает: японец вот-вот схватит висящий за ним на стене старинный меч и зарубит ее.
Спустя несколько минут приходит Хироко — поклонившись, возвращает фотографию и что-то говорит хозяину. Лица обоих совершенно бесстрастны. Затем девушка садится на свое место, а Ясимото, кивнув на снимок, спрашивает:
— Вы уверены, что это именно она?
— Абсолютно.
— Тогда это убийство объясняет, почему в городе растет возмущение. Вокруг фабрики собирались люди на лодках. Полиция их разогнала, но они снова приплывают — уже с факелами.
Канья встревожена тем, как быстро ярость охватывает людей, как стремительно развиваются события, но вида не подает. В какой-то момент у Аккарата и Прачи уже не будет возможности отступить, не потеряв лицо, и тогда — пиши пропало.
— Да, люди сейчас очень злы.
— Однако злость их направлена не туда. Это не военная пружинщица.
Канья хочет что-то сказать, но Ясимото бросает на нее такой свирепый взгляд, что она закрывает рот.
— «Мисимото» ничего не известно о военных моделях, — продолжает японец. — Совершенно ничего. Те модели — под строгим контролем и только у министерства обороны. Мне такую никогда бы не дали. — Тут он смотрит Канье прямо в глаза. — Никогда.
— Но…
Ясимото продолжает речь, а Хироко переводит:
— Мне известна та, которую вы описали. Пружинщица исполнила свои обязанности…
Ясимото еще говорит, но переводчица вдруг сбивается, вздрагивает и бросает на хозяина быстрый взгляд. Японец, явно недовольный нарушением этикета, что-то ей сообщает, она кивает, говорит «хай», оба ненадолго умолкают, затем девушка берет себя в руки и по команде завершает начатое:
— Ее не вывозили, а уничтожили, как того требуют правила.