Заводная
Шрифт:
Он кивком показывает Собакотраху отойти с места, которое хорошо видно из смотровых окон, но тот, словно издеваясь, топчется и продолжает разглядывать громыхающий конвейер и бредущих по кругу мегадонтов.
— Внушает, — говорит Собакотрах. — Значит, тут делают эти легендарные пружины?
Хок Сен жестами и мимикой показывает ему, что надо бы уйти с фабрики.
— Нам не стоит беседовать тут.
Бандит и ухом не ведет — разглядывает конторские помещения и смотровые окна.
— А сидишь
— Долго не просижу, если кое-какой фаранг тебя заметит. — Старик выдавливает вежливую улыбку. — Прошу, нам лучше выйти наружу. Иначе возникнут ненужные вопросы.
Еще несколько долгих секунд Собакотрах не двигается, смотрит в сторону офиса. У Хок Сена возникает неприятное чувство, будто тот видит сквозь стены большой железный сейф, набитый бесценными секретами.
— Пожалуйста, пойдем, — бормочет старик. — Рабочим и так хватит поводов для сплетен.
Кивнув своим, бандит резво шагает к выходу. Хок Сен, скрывая облегчение, спешит следом.
— Тебя хотят видеть, — бросает Собакотрах и показывает на ворота фабрики.
Навозный царь. Наконец-то. Старик оглядывается на смотровые окна — если уйти, мистер Лэйк будет очень зол.
— Конечно, только бумаги приберу. — Он машет рукой в сторону конторы.
— Пошли. Он никого не ждет. Сейчас или никогда.
Старик мечется, на пути к выходу подзывает Маи и шепчет:
— Скажешь куну Андерсону, что я не вернусь… что придумал, где взять новый вал. Прямо так и передай — новый вал.
Маи кивает и уже уходит, но Хок Сен хватает ее и подтаскивает поближе.
— Говори медленно, простыми словами. Если он не поймет, то вышвырнет меня на улицу. Вылечу я — вылетишь и ты. Запомни.
— Маи пен рай.Расскажу так, что он будет доволен вашими трудами, — с улыбкой отвечает девушка и убегает обратно на фабрику.
Собакотрах, глядя через плечо, весело замечает:
— Я думал, ты только у желтых билетов король, а у тебя на побегушках еще и симпатичные тайские девчонки. Недурно.
Хок Сен кривит рот.
— Король желтобилетников — не то звание, к которому стоит стремиться.
— Как и Навозный царь. Имена многое скрывают. — Бандит оценивающе смотрит на здание. — Никогда не бывал на фабрике фарангов. Впечатляет. Большие деньги вложены.
— Да, да, фаранги обожают тратить.
Он затылком чувствует на себе взгляды рабочих, думает, сколько из них знают, кто такой Собакотрах, и в кои-то веки радуется, что на фабрике мало китайцев — те вмиг бы поняли, с кем их начальник имеет дело. Хок Сен чувствует, что так им манипулируют, но не дает воли раздражению — понимает, что его хотят выбить из седла. На переговорах без этого никуда.
«Ты Тань Хок Сен, глава «Нового Тримарана». Не поддавайся на дешевые трюки».
Этой вселяющей уверенность мантры хватает только до ворот.
Хохотнув, Собакотрах открывает перед остолбеневшим Хок Сеном дверцу.
— Что, машин никогда не видел?
Старик подавляет желание влепить ему пощечину за наглость и дурость.
— Идиот. Ты можешь понять, как сильно меня подставляешь? Что скажут люди вот об этом безумстве, которое стоит прямо перед фабрикой?
Он залезает внутрь, за ним — довольный Собакотрах и остальные бандиты. Костлявый командует водителю, мотор, громыхнув, оживает, и машина трогает с места.
— Угольный дизель? — против воли шепотом спрашивает Хок Сен.
— Босс постоянно имеет дело с углем… Не такое уж для него и безумство.
— Но цена… — Старик пораженно замолкает. Разгонять стальное чудовище — это же страшные деньги, невероятные пустые расходы. Явное свидетельство о монополии, которой владеет Навозный царь. Даже в самые тучные годы в Малайе Хок Сен и думать не стал бы о такой сумасшедшей вещи.
Внутри жарко, но он дрожит. В машине чувствуется древняя мощь, тяжесть, основательность — чем не настоящий танк? Словно заперт в сейфе «Спринглайфа», отрезан от всего мира. Накатывает клаустрофобия.
Собакотрах с ухмылкой наблюдает, как Хок Сен превозмогает страх.
— Надеюсь, ты не зря потратишь его время.
Старик смотрит бандиту прямо в глаза.
— А ты был бы рад моей неудаче.
— Верно. По мне, таких, как ты, надо выбрасывать за границу — и помирайте там.
Машина набирает ход — Хок Сена вжимает в кожаное кресло.
За окнами мелькает совсем чужой теперь Крунг Тхеп: смуглые от солнца люди, серые от пыли упряжные животные, группы велосипедистов, похожие на стайки рыб. Все оборачиваются, показывают пальцами, раскрывают рты. Но голосов не слышно.
Умопомрачительная скорость.
У дверей башни стоят толпы желтобилетников. Малайские китайцы — мужчины и женщины — придают себе уверенный вид и ждут подработки, шансы на которую тают с каждой минутой в жарком послеполуденном воздухе. И все же они бодрятся, выставляют напоказ костлявые конечности — мол, есть в мышцах калории, только скажи, куда применить.
Когда подъезжает машина, люди вытягивают шеи; двери открывают, и все друг за другом падают на колени, исполняя унизительный кхраб — троекратный поклон хозяину, дающему кров, единственному человеку в Крунг Тхепе, кто по своей воле несет груз забот об этих людях, бережет их от красных малайских мачете и черных дубинок тайцев. Хок Сен смотрит на согнутые спины, думает, знает ли хоть кого-то, и тут же с удивлением осознает, что он — не один из них, припавших к земле в знак почтения.