Завоевание Англии норманнами
Шрифт:
Роберт покинул старый замок Рольфа в Руане и поселился в Фалезе. Несомненно, у нового герцога были неприятные ассоциации с залом Рольфа, где несчастный Ричард был так внезапно поражен смертельным недугом. Фалезский замок с его охотничьими угодьями, прекрасными лесами, чистыми реками и выгодным расположением раз и навсегда стал любимым жилищем Роберта.
Туда он привез свою жену Эстриту, сестру Кнуда, которая до этого была женой датского короля Ульфа. Там он жил и свободно общался со своей знатью, снисходительно относясь к подданным, с которыми зачастую был излишне фамильярен.
У него было достаточно шансов проявить свою доблесть. Однажды на Болдуина-старшего из Фландрии напала армия сына Болдуина Лисла. Несчастный граф был вынужден спасаться бегством и искать убежища в Фалезе. Любой повод для начала войны казался вполне допустимым в Нормандии, так как в стране
Однажды прогуливаясь по Фалезу (возможно, в переодетом виде), любвеобильный Роберт заметил молодую девушку, которая, стоя босиком в неглубоком ручье, полоскала белье. Она весело смеялась в группе подруг, занятых тем же. Это была Арлетта, если называть ее по-саксонски, или, по-нормандски, Герлева. Ее отец — пивовар и кожевник, которого пригласили в Нормандию как хорошего мастера по изготовлению изделий из кожи и их продаже. Изобилие охотничьих угодий и пастбищ способствовало тому, что в дешевой коже недостатка не было. Однако торговля этим товаром считалась занятием унизительным, а профессия кожевника была одной из самых непрестижных. Если бы мы не были в этом уверены, то могли бы предполагать, что нормандская знать незаслуженно стыдила и упрекала этого человека (которого звали Фулбертом).
Влюбившись в Герлеву, герцог Роберт, казалось, совсем забыл о своей законной жене. Даже кожевник пытался возражать против увлечения герцога его дочерью. Но разве можно противостоять могуществу великого человека? Разумеется, Фулберт смирился с неизбежным с большим достоинством и впоследствии проявил себя верным вассалом и сторонником своего лорда и хозяина. Роберт, похоже, на всю жизнь сохранил чувство, охватившее его тогда, когда он впервые увидел прелестное стройное создание, повернувшее к нему смеющееся лицо. Вскоре на том месте, у ручья, где Роберт впервые увидел женщину, которая стала главной в его жизни, появился небольшой замок. Герцог не женился на ней, хотя Эстрите пришлось уехать. Однако у них родился сын, которого назвали Вильгельмом и который сам добавил к своему имени титулы "Великий" и "Завоеватель", что не избавило его от печальной участи до конца своих дней страдать от слухов о своем позорном и низком происхождении. Это было подло, как если бы в наши дни насмехались над человеком и упрекали его в бесчестье, которого тот не заслуживает. Однако из всех знаменитых людей, о незаконном рождении которых известно из истории, Вильгельм чаще других награждался оскорбительным титулом — "незаконнорожденный". Он добился большой славы, он был великим человеком своего времени. Однако в силу обид, зависти, предубеждений или, возможно, каких-то ошибок с его стороны его всегда обвиняли в позоре, который не был его позором. Незаконнорожденный! Внук кожевника! Ему никогда не позволяли забыть, что эти титулы также принадлежат ему, несмотря на героизм, военные успехи или укрепление нормандского господства.
Гордость нормандской знати была уязвлена позорным союзом Роберта с Герлевой. Все его родственники, которые имели хоть какие-то права на герцогскую корону, были вне себя от ярости. У Эстриты не было детей, и этот пухлый розовощекий малыш, который рос в доме кожевника, был заклятым врагом всех этих гордых лордов и джентльменов. Фалез был средоточием скандалов и насмешек. Сплетни о жизни Роберта переносились от деревни к деревне по Нормандии и Франции. Рядовые горожане смеялись в лицо баронам и придворным, когда те проходили по улицам Фалеза. Однажды один старый бюргер, живший по соседству с кожевником, предложил Вильгельму Талвасу, главе одного из самых знаменитых нормандских семейств, пойти с ним посмотреть на сына герцога. Лорд Алансона очень разозлился, когда всмотрелся в невинное детское лицо. Он почти явственно чувствовал те беды, которые обрушатся на его голову и которые таит в себе до поры эта энергичная молодая жизнь. И как ни проклинал он вновь и вновь наивного ребенка, его слова были лишь отголоском страха, который полз по Нормандии.
Роберт был слишком смел в своем полном пренебрежении общественным мнением, и не проходит много времени, как старый кожевник сбрасывает свою одежду, подобно личинке, сбрасывающей кокон,
Каким-то образом этот конфликт был все-таки улажен, и именно тогда Роберта призвали погасить уже упомянутую ссору во Фландрии и поддержать права французского короля. Успех в этом предприятии добавил к его владениям район Ваксен, расположенный между Нормандией и Францией. В результате нормандское герцогство расширило свои границы до самых стен Парижа. Вскоре другие важные вопросы увели в сторону общественное обсуждение. На то, чтобы спровоцировать вспышку гнева герцога, не оставалось времени. И уже никто не обращал особого внимания ни на досадное присутствие Герлевы в замке герцога, ни на неуместное, по мнению обывателей, благополучное развитие и процветание ее сына.
Спустя какое-то время герцог Роберт объявил о своем намерении совершить паломничество в Иерусалим. Он стремился продемонстрировать свою набожность и как можно больше поднять авторитет, так что это долгое путешествие необходимо было совершить пешком. Бароны умоляли его не делать этого, поскольку при таких неспокойных взаимоотношениях между Нормандией и Францией ничто не было бы более опрометчивым шагом, чем оставить герцогство без хозяина. "Поверьте мне, — решительно возражал Роберт, — я вовсе не собираюсь оставлять вас без господина. Вот мой молодой сын, который вырастет и с божьей помощью продемонстрирует свою доблесть. Я приказываю вам признать его своим лордом, поскольку я объявляю его наследником и отдаю ему все герцогство Нормандия".
Роберт, герцог Нормандии, совершает паломничество в Иерусалим
В совете воцарилась гробовая тишина, и как бы ни ругали Роберта за глупые эгоистичные поступки, в тот момент, когда он упрашивал рыцарей и епископов признать своим наследником невинного ребенка, нельзя не проникнуться жалостью и состраданием к бедному отцу. Нам жаль герцога, когда его естественное чувство к своему ребенку всякий раз наталкивается на неприятие. Используя все свои красноречие и авторитет, он умоляет исполненных презрения слушателей до тех пор, пока они не уступают. Они предупредили его об опасностях того времени, о том, что может произойти за время его отсутствия в предоставленном своей участи герцогстве, о возможных провокациях его врагов, возмущенных самим фактом существования внебрачного сына. Однако у Роберта хватает смелости настоять на своем, оставив незаконнорожденного сына во главе герцогства в качестве преемника. Он даже отправляется к королю Франции и убеждает того признать недостойного тезку Лонгсворда своим вассалом и следующим герцогом. Он также встречается с Аланом из Бретани, который соглашается быть опекуном. Наконец недовольные бароны присягают на верность маленькому лорду. Как мучительно далось им это снисходительное повиновение!
После того как все формальности были завершены, Роберт, не теряя времени, отправился в путь. Он стремился к святыням Иерусалима, отделенного от него утомительными милями пути, горами и болотами, всевозможными опасностями. Он демонстрировал свое покаяние особенным образом: называл свой путь приятным путешествием, потому что, хотя и шел пешком, тратил огромные суммы, раздавая милостыню людям, которые выходили приветствовать его. Впереди ехали герольды, которые готовили ему помещение для ночлега и обеспечивали прием. По мере продвижения к цели огромная процессия лошадей, конюхов, навьюченных мулов становилась все длиннее. Однажды они перекрыли ворота города, и смотритель, не зная, кто перед ним, набросился на герцога, задав ему хорошую взбучку, чтобы заставить процессию поспешить. Роберт остановил своих спутников, которые уже собирались поколотить стражника, и сказал, что весьма полезно показать себя смиренным и терпеливым и что подобные страдания очищают душу.