Завтpак с видом на Эльбpус
Шрифт:
Дежурная по этажу мне передала записку. На листе бумаги, вырванном из записной книжки, было написано: "Пень! Мог бы сунуть свою харю в кафе. Я здесь уже пять дней. Серый". Я обрадовался. Это была настоящая удача.
Серый, он же Сергей Леонидович Маландин, он же доктор химическим наук, он же альпинист первого разряда, известный в альплагерям по кличке Бревно, был моим другом.
– Кто передал записку?– спросил я.
– Такой черный, - ответила дежурная по этажу, не прерывая вязания носка.– Такой большой, туда-сюда.
Да, это был он, туда-сюда! Я положил записку в
Канатные дороги уже остановились (отключали их здесь рано, часа в три дня), но я решил подняться в кафе пешком, как в старые и, несомненно, добрые времена. Перепад высоты четыреста семьдесят метров - час с любованием предзакатным Эльбрусом. Я доложил о своем намерении старшему инструктору ("Борь, я схожу в кафе к старому другу, там переночую, а ты подними моих утром наверх, я их встречу"). С унылым юмором старший инструктор просил предать привет Ей, то есть старому другу. Я обещал.
На большом бетонном крыльце перед гостиницей маневрировало несколько пар, в том числе и два моих участника - Барабаш и Костецкая. Быстро он взялся за дало!
– Вот это я понимаю!– воскликнул Барабаш, увидев меня с лыжами на плече.– Тренировка, тренировка и еще раз тренировка! Наши предки, Елена Владимировна, совершенно не предполагали, что когда-нибудь будет изобретен стул, на котором можно будет долго сидеть, колесо, на котором ехать, тахта, с которой невозможно подняться. Они жили так, как Павел Александрович, вволю нагружая свое тело! Когда у них останавливались подъемники, они шагали в гору пешком. Когда барахлил карбюратор, они бросали "Жигули" и неслись за мамонтом пятиметровыми прыжками.
Всю эту ахинею Барабаш нес, поминутно заглядывая в лицо Елене Владимировне, будто призывая ее посмеяться над его шутками и ни на секунду не выпуская ее локтя.
– Черт возьми, - продолжал он, - до чего же хорошо себя иногда почувствовать птеродактилем! То, что мы сегодня называем словом "спорт", было для наших предков постоянным фактором. Сыроеденье, постоянное голодание, освежающее организм, постоянное движение - так они жили! Павел Александрович, вы ко всему прочему не сыроед?
Солнце уже ушло с нашей поляны, и сверкающие Когутаи стояли по пояс погрузившись в синие тени. Начинало
– Я не понимаю, - сказал я, - что за день сегодня такой? Все надо мной шутят.
– Это к деньгам, - сказала Елена Владимировна.
– И вам спасибо, - ответил я.– В общем, я ушел, завтра буду вас ждать на палубе у кафе. Я там заночую.
– Что-нибудь случилось?– спросила Елена Владимировна.
– Приехал старый друг, надо повидаться.
– Мне кажется, что Павел Александрович скромничает,- встрял Барабаш, фамильярно подмигнув мне.– На такую высоту можно идти только к старой подруге, которая к тому же и друг.
И опять вытянул шею. Господи, умный человек ведь?
– Как-то я раньше считал, что подруга в конце концов может стать другом. Но чтоб друг стал подругой - не встречал, - ответил я.– Привет.
Я повернулся, но Елена Владимировна остановила меня.
– Павел Александрович,- сказала она, - вы не можете остаться?
– То есть?– обиделся Барабаш.
– Для вас - тотчас!– сказал я, удивившись, откуда я знаю столь пошлые слова.
– А я!– спросил Барабаш.– Мы уже договаривались насчет шашлычной...
– Я не могу сейчас соответствовать, - сказала Елене Владимировна.– Тут в вестибюле полно самых разнообразных девиц... почувствуйте себя немного птеродактилем.
– Я ищу духовного общения!– воскликнул Барабаш, и я почти полюбил его, потому что это была скрытая шутка над собой, над своей лысиной, над всем его полушутовством. Я люблю людей, которые умеют шутить над собой.
Барабаш приосанился, гордо посмотрел в сторону вестибюля.
– У меня длинные тонкие зубы, - тихо и таинственно сказал он.– На выступающих частях крыльев - когти. Глаза горят волчьим огнем. Бумажник распирают несметные тысячи. Передо мной не устоит ни одна жертва!
Он решительно повернулся н пошел к дверям гостиницы.
– Я нисколько не обижен, Леночка!– все в том же трагикомическом фарсе крикнул он.
– Если б я была жертва, я бы вас полюбила!– засмеялась Елена Владимировна. Она повернулась ко мне и строго сказала:
– Почему вы позволяете шутить над собой?
– Мне лень,- сказал я.– Потом, он хороший. А вы что, и вправду не жертва?
– Я жертва, Павел Александрович, которая не рождена быть жертвой. Вот в чем вся печаль. А вы, кажется, тоже не сильный охотник?
– Нет, почему, - сказал я, - бродил по болотам...
– Вы извините, я никак не могла от него отвязаться. Он сразу же после обеда взял меня под руку н все время говорит что-то умное. Но когда все время говорят что-то умное, хочется хоть немного какой-нибудь глупости.
– Например, поговорить со мной, - сказал я.
– Вы просто подвернулись под руку. Я страсть как обожаю глупых мужиков. У нас их на телевидении до черта. А вы что, правда собрались на восхождение?
– Ну какое это восхождение? Вечерняя прогулка.