Завтра нас похоронят
Шрифт:
Она не знала, сколько прошло времени, когда голос Чарльза Леонгарда снова раздался над её ухом:
— Ещё чуть-чуть.
Но уйти он не успел. Грохот, стрельба и шаги нарушили тишину, к которой девочка уже почти привыкла. Кто-то рвался в лабораторию. Карвен открыла глаза и увидела, как вылетает дверь. Но понять, кто за ней находится, она не успела — сознание снова покинуло её.
Больше всего она боялась, что её оставят одну. Поэтому когда Рихард Ланн и Гертруда Шённ, обменявшись несколькими словами,
— Я с вами!
Он обернулся и посмотрел на неё — неожиданно без раздражения.
— Ты так хочешь погибнуть?
— Я хочу спасти их! Это всё из-за меня!
— Это не самая лучшая мысль, девочка, — Госпожа Президент тоже посмотрела на неё. — Ты…
— Я не маленькая! — в ярости перебила она. — Они украли мою подругу, она может умереть, а я… я…
Мысль о Скае причинила ей новую боль. Он наверняка убит… и наверняка до последней минуты он думал о том, что не сдержал обещания. Не помог крысятам. Что сделали с ним Коты? Вэрди снова почувствовала, как к глазам подступают слёзы, упрямо отпихнув полицейского, подошла к президенту и заглянула в усталые светлые глаза:
— Я не останусь здесь. Пожалуйста… возьмите меня с собой.
— Ах ты маленькая ведьма, — проворчал Рихард, но без прежней злости. — Не бери её, Труда.
Женщина молча смотрела на нее. Вэрди не решалась повторить просьбу. У неё и не получилось бы объяснить, что она думает не только о своей погубленной «стае», за которую должна отвечать. Что главное, о чём она думает, — человек из другой страны. Враг.
Накрашенные темной помадой губы дрогнули:
— Хорошо, Вэрди. Едем. Только… держись позади.
Девочка кивнула. Неожиданно эта горьковатая мягкая улыбка показалась ей очень знакомой. Но она так и не вспомнила, кто ещё мог так ей улыбаться.
Когда холодный уличный ветер ударил ей в лицо, она почувствовала облегчение: хотя бы недолго она сможет не думать о том, что её называли принцессой и любили. И что-то внутри, бесконечно трусливое и слабое, шептало: может быть… может быть…
— Ваш человек… — опять она посмотрела на Гертруду Шённ, — никого не находил в лагере? Живого или…
Что после «или» она так и не произнесла. В какой-то момент она поняла, что плачет, задыхаясь и судорожно цепляясь за полы старой военной куртки. А Госпожа Президент прижимала её к своей груди и гладила по волосам:
— Ну же… тихо. Что с тобой такое? О ком ты так переживаешь?
Вэрди молчала — всхлипывания сдавили ей горло. Рихард Ланн завёл машину, она сердито зарычала, как разбуженный пёс, который только что вылетел из подъезда вслед за ними и носился кругами, будто обезумевший. Спайк не хотел оставаться с хозяином, так странно лежавшим на диване… И девочка его понимала: когда мокрый нос ткнулся ей в ладонь, она точно очнулась — с усилием отстранилась от Герртруды Шённ и прошептала:
— Извините меня. Пожалуйста.
Всё, что было дальше, она помнила как в тумане. Точнее… как в фильме, который они с инспектором Ларкрайтом смотрели в странную ночь, когда она впервые оказалась в его доме. Кажется… с того времени прошла целая вечность.
Вэрди видела, как Госпожа Президент спокойно расстреливает из большого пистолета людей в камуфляже. То же делал и комиссар. Оба двигались легко и ни разу не промахнулись… и в какой-то миг ей даже показалось, что им нравится стрелять… Гертруда Шённ совсем не напоминала себя на плакате — мягкую и добрую, просящую всех завести семьи. Скорее она стала похожа на Ланна — взглядом и жёсткими складками у рта.
Звук выстрелов и периодические вспышки мигающих фонарей пугали Вэрди, она делала то, что ей и сказали, — пряталась. Но когда какой-то человек попытался зайти Ланну за спину, она подняла с земли обломок чего-то тяжелого и швырнула. Человек упал. Комиссар, оглянувшись, посмотрел на неё, и она попыталась ему улыбнуться. Когда всё закончилось, подошла. И неожиданно он потрепал её по волосам. Не сказал ни слова благодарности. Но всё же.
Они прошли в блочный четырёхэтажный корпус, один из немногих сохранившихся в целости. Вэрди знала, что на этом выстрелы не кончатся. Небо за их спинами уже расцвечивали тревожные синие вспышки. Подразделение особого назначения следовало за ними. Разбуженный город ждал, все хотели, чтобы в эту ночь всё закончилось.
… А сейчас, когда по всем лабораториям ходили полицейские и солдаты, она стояла на пороге одной из них и смотрела на Карвен, прикованную к какой-то койке, со вставленными в вены трубками. Смотрела и ощущала, как от ужаса подгибаются ноги. Но прежде, чем она сделала хотя бы шаг, раздался крик:
— Аннет!
Комиссар Ланн бросился к неподвижно лежащей девочке, ее Карвен, и наклонился, с ужасом всматриваясь в бледное лицо. А Чарльз Леонгард, которого держали двое военных, странно усмехнулся.
Вэрди, переведя взгляд с комиссара на пакеты с чем-то красным, никак не могла отвезти от них глаз. Она быстро поняла, что это кровь… и чья эта кровь. Аппараты рядом с Карвен продолжали гудеть, красная жидкость всё текла по трубке, и Вэрди казалось, что с каждой секундой подруга становится всё тоньше, прозрачнее… Ланн резко схватился за трубку, собираясь выдернуть …
— Нет, папа. Не надо.
Большие светлые глаза широко распахнулись. Карвен улыбнулась комиссару. Тот, кажется, не в силах был ничего произнести — Вэрди видела, что у него трясутся руки. Он просто смотрел на неё, а Вэрди смотрела на них обоих. И вспоминала, как часто Карвен спрашивала её об этом человеке. И как старательно избегала его сама.
— Почему… ты убежала? — Пальцы правой руки неуверенно коснулась седых волос девочки, комиссар наклонился ниже.
— Позже, — это был голос прежней спокойной Карвен.
— Где ты держишь детей? — Гертруда Шённ приблизилась к Чарльзу Леонгарду.
— В подвале, — тот вытер кровь с разбитой губы. — Дорогу найдёшь? Или тебя проводить?
Слова звучали спокойно, сухим и немигающим был взгляд глаз за стёклами очков. Может быть, учёный не осознал, что для него всё кончено, а может, давно сошёл с ума, и всё происходящее казалось ему игрой. То, каким равнодушным он был, пугало. Вэрди прочла за свою жизнь мало книг, но… ей казалось, что злодеи должны проигрывать совсем не так.