Завтра не наступит никогда
Шрифт:
Сегодня кто-то брякнул после обеда, что Марго убили. Будто звонили из следственных органов и ждали какого-то сотрудника для беседы по этому поводу. Эмма и верила, и не верила.
Нет, убить Марго, наверное, хотелось каждому. Но она была рыжеволосым бессмертным чудовищем. Как же можно было ее убить?!
Потом все же оказалось, что это не враки и Марго действительно убили в лифте того дома, где она снимала жуткую комнату в жуткой коммуналке.
– А ты бы так смогла, принцесса? – хохотала Марго как-то в полный голос, показывая Эмме фотографии обшарпанных, изъеденных
– Нет, – честно призналась ей Эмма. – А зачем?
Тут Марго не нашлась что ответить. Может быть, и сама не знала. Может, просто не хотела озвучивать причину. И вот теперь…
И вот теперь ее не стало. Не стало этого монстра в женском обличье. Гадкого, беспринципного, подлого монстра больше нет. И ей не нужно теперь ничего опасаться! Те гнусные угрозы, которые Эмма выслушала накануне, уже не более чем просто звук, пролетевший вчерашним поздним вечером через весь город из одной телефонной трубки в другую. Вряд ли кто-то присутствовал при этом звонке, вряд ли. А даже если и присутствовал, доказать ничего не сможет. Мало ли что могло втемяшиться в голову подлой женщине? Может, это она так развлекалась? Может, просто глумилась. А она могла!
Все, решила, сидя в тишине и уюте своего кабинета, Эмма, ей не нужно больше об этом думать. Вообще следует выбросить эту гнусность из головы и никогда больше не вспоминать. И про Марго больше никогда не вспоминать.
Надо же, что придумала, а!!!
Остаток дня Эмма Николаевна Быстрова честно отрабатывала свою приличную по всем меркам зарплату. Она перелопатила столько работы, что даже Марков попытался ее осадить.
– Ты бы поберегла себя, Эмма Николавна, – покачал он головой, просматривая подготовленные ею бумаги. – Нельзя же так рваться! Это же у нас в плане следующей недели стояло, а ты уже все подготовила. Чем потом-то будешь заниматься?
И он посмотрел на нее как-то странно. Он никогда прежде на нее так не смотрел. И Эмма разволновалась.
Что за взгляд, как бы угадать? Будто что-то сказать ей хочет или спросить. Причем интерес, читаемый в глазах Александра Ивановича, был каким-то тревожным. И это Эмму взволновало еще сильнее. И мысли глупые тут же в голову полезли.
А что, если рыжая стерва успела перед смертью поговорить с Марковым? И то, о чем она говорила Эмме, было лишь малой долей того, что она успела рассказать Маркову? Как узнать? Через кого? Угадывать сложно, а спросить нельзя.
И Эмма решила молчать. Молчать при любых обстоятельствах. Пускай режут ее и пытают, она ни за что никому о вчерашнем звонке не скажет. Нет, сам факт звонка она, конечно же, скрыть не сможет. В органах не дураки работают, начнут проверять все звонки рыжей бестии, сразу вычислят, кому она перед сном ночью звонила. Но вот если спросят, Эмма расскажет о звонке. Но без всяких подробностей. А не спросят, она, разумеется, смолчит. И Маркову она ничего рассказывать не станет. Еще свежи в памяти те отвратительные дни, когда каждый подозревал другого, а потом и самого себя.
Нет, она станет молчать.
Решив поступить таким образом, Эмма тут же успокоилась. Заказала себе в кабинет чай с куском пирога, который секретарше надлежало купить в булочной через дорогу. Осторожно протерла монитор специальной салфеткой. Поменяла строгий пиджак на легкий тонкий джемпер: у нее в шкафу всегда имелся запас одежды. Откинулась на спинку кресла и стала ждать. А пока ждала, позволила себе немного подумать о Сергее.
Удивительное дело, но на фоне всех странных нехороших событий, начавшихся еще в конце предыдущего дня, мысли о нем вдруг доставили ей удовольствие, немного приглушив ее совестливость. Он вдруг показался ей единственно верным и надежным человеком. Он никогда не предал бы ее, если бы не наскучил ей. Не ушел бы первым, если точнее. И изменять не стал бы, потому что был честным и порядочным.
Почему она так с ним обошлась? Что-то просмотрела в нем? Или слишком часто каждого мужчину, с кем ее сводила судьба, сравнивала с Марковым? В сравнении с Марковым, конечно же, Сергей проигрывал. Он не был той Глыбой, которой был Марков. Но…
Но он ведь мог быть той скалой, за которой тепло и уютно в непогоду и в тени которой можно укрыться от солнцепека. Мог ведь быть, почему она так не подумала раньше?
– Эмма Николаевна, пирога не было, – залопотала секретарша, внося поднос с чайником, чашкой и еще чем-то на блюдце, накрытом бумажными салфетками. – Купила пирожные.
– Я не просила, – коротко прервала ее Эмма и отвернулась к окну.
– Извините, – мяукнула та и застыла возле стола.
Она не знала, оставлять ей теперь чай с пирожными или стоит все нести обратно. Ее начальница не была гадиной, не самодурствовала, не наказывала рублем, но уж лучше бы иногда накричала, чем так вот молча отворачиваться. Стой и думай, что оно и как.
– Извините, но они тоже с яблочным джемом, вот я и подумала…
– Ладно, оставь, – позволила со вздохом Эмма, и уже у самой двери догнала секретаршу ее короткая благодарность.
Пирожных под салфеткой было два. Совокупность размера равнялась полутора кускам того пирога, который она так любила и который просила купить. Одной ей не одолеть. Выбрасывать еду Эмма не любила. Оставлять на завтра – все равно что выбросить. Может быть, может быть…
– Сергей, зайди ко мне, – она не стала просить секретаря, набрала его номер сама.
– Что-то случилось?
Он сразу насторожился, видимо, тоже слышал про смерть рыжеволосой ведьмы. Решил, что она станет допрашивать его? Смешно! Она и вспоминать о ней не станет больше, пока ей не напомнят.
– Ничего не случилось, просто хочу угостить тебя чаем с пирожным. Могу я себе позволить такую вольность?
– Вот опять, Эмма, опять! – неожиданно воскликнул он с горечью.
– Что опять?
– Опять ты говоришь со мной таким тоном. – Сергей вздохнул в трубку.
– Каким тоном? – Она растерялась, совершенно искренне не понимая, что он имеет в виду.
– Таким, каким ты со мной всегда разговаривала, от которого у меня сводило скулы, отвечать на который мне никогда не хотелось, и из-за этого я для тебя всегда был мебелью. Но молчать мне надоело, Эмма!