Завтра - ничего

Козинец Людмила Петровна

II

Чико пришел в Комитет четырнадцати лет от роду, успев поработать и в порту, и на разделке рыбы, и на сезонном сборе овощей. Его отец, горняк с серебряных рудников, был арестован гвардейцами Верховного за участие в первомайской забастовке. Через три дня после ареста у Чико не приняли передачу. Ответили издевательски: "Такой не значится". И больше семья ничего не знала об отце, кроме неясных слухов о том, что всех забастовщиков вывезли в Форт. Такие слухи не оставляли надежды: в Форт - значит смерть.

Комитет помог семье Чико сменить фамилию и место жительства. Было туго с деньгами, пришлось пристроить на работу младшего брата. Однажды мать, которую все еще называли "красавица Долорес", принесла домой немного денег. Через неделю еще... А потом она упала в обморок прямо на улице, и Чико задумался о том, где взяла мать эти деньги. И когда мать поднялась, Чико проследил за ней. Она вышла из дома, покрыв свои седеющие косы черным платком. Долго петляла по знойным улочкам, пока не вышла к выкрашенному белой краской домику, на дверях которого рубиново светился красный крест. Через полчаса мать появилась на пороге, зажимая в сгибе локтя кусочек ваты. Она постояла, переводя дыхание, потом опустилась на ступени крыльца. Чико понял: мать сдавала кровь, видимо, уже не первый раз. Вечером он не смог есть хлеб, купленный матерью, - ему казалось, что кусок пропитан кровью. Чико захлестывала ненависть. Из многострадального народа его страны выкачивали не только золото, руду, сырье, силы, но и кровь. Бережно законсервированная, влага жизни отправлялась далеко за океан, в десятки раз поднимаясь в цене...

В Комитете Чико сначала поручали распространять листовки, доставлять почту. Выполнял он и задания типа "пойди туда-то и скажи то-то". У него оказалась цепкая память и верный глаз. И еще - холодная, трезвая ненависть к жабам, как называли Национальную Гвардию, и гринго, на мощи которых стояла власть Верховного.

Чико был грамотен, читал все, что удавалось достать. Самой большой драгоценностью его был значок с изображением Че Гевары. Однажды ему дали почитать две книги, которые ошеломили Чико. Это были "Чапаев" и "Мексиканец". Отпечатанные слепым шрифтом, без имей авторов, на газетной бумаге, эти книги перевернули душу мальчишки. Он плакал, не стыдясь слез, когда Чапаев тонул. Он скрипел зубами, когда Ривера стоял на ринге, добывая винтовки для революции. Книги нельзя было хранить у себя, их пришлось отдать. Возвращая их, Чико испытал такое чувство, словно провожал в бой друзей. Он знал - их прочтет еще кто-то, и, значит, одним бойцом революции станет больше. Русский Чапаев и мексиканец Ривера вселили удивительную уверенность в худенького, дочерна загорелого мальчугана.

И когда Комитету потребовался человек для работы в университете, лучшей кандидатуры, чем Чико, нельзя было и придумать. Он стал уборщиком, неутомимо мыл залы и аудитории, разносил по утрам молоко и фрукты в общежитии студентов, выполнял мелкие поручения. Смотрел, слушал, а со временем стал заводить разговоры, присматриваясь к тем, на кого можно было положиться.

И вот все провалилось. Но Чико не ощущал за собой вины - после случившегося ему нельзя было оставаться в университете. Если его вообще не закроют.

Утром у порога пансионата появился небольшой зеленый грузовик. За рулем сидел Эйч. Ди грузил снаряжение для охоты. Винтовки "сафари" в чехлах Би взяла в кабину.

Грузовик проскочил предместья и углубился в лес. Эх, Чико, и куда это тебя занесло? Он только головой вертел. На его родном острове деревья росли не выше третьего этажа. А здесь - гиганты в четыре обхвата.

Стало темнее: лес смыкался над дорогой. А дорога постепенно исчезала, как мелеющая река. Наконец грузовик выскочил к озеру.

Их ждали. Кей подмигнул Чико, как старому знакомому. Во мгновение ока груз перекочевал на плечи людей, и даже Чико достался довольно увесистый ящик.

Группа двинулась в путь. Чико начал привыкать существовать в постоянном движении. Все время они куда-то ехали, шли, плыли...

Во главе цепочки шел Эйч. Би сменила обувь и теперь выглядела несколько странно в мокасинах и элегантном белом платье стиля "ММ".

За два перехода вышли на побережье. Разместились в лачуге, крытой пальмовыми листьями, давно уже нежилой. Чико устал, упал духом. Собственная судьба представлялась теперь ему плачевной.

Когда он принялся сооружать ужин, ему не препятствовали. Эйч показал, где хранятся припасы, и отошел. То есть Чико позволили сделать что-то для всех.

А за ужином - снова малопонятные разговоры на смеси языков:

– Управимся. Двое суток...

– Он ждет завтра в "Куантанемеро"...

– Эс не вышел на связь. Говорили, был бой...

– Место высадки - бухта Ножа. Брать их - так только там.

Чико тянуло к этим людям. Казалось, они делали не чуждое ему дело. На бандитов они были не похожи. Их вездесущность, легкость передвижения, согласованность действий вызывали уважение. Ощущалась жесткая внутренняя дисциплина, на том уровне, когда уже и приказы не нужны. И это при полном демократизме общения. Би не была им командиром, скорее - кем-то вроде диспетчера, держащего связь и увязывающего все действия в единое целое. Эх, Комитету бы такую организованность и такое оружие!

Левацкие загибы, желание немедленно схватить автомат и двинуть на штурм казарм гвардии из Чико выбили на первом году работы в Комитете. Но до сих пор он в глубине души отдавал предпочтение не листовкам, а оружию. Он всецело доверял своим старшим товарищам из Комитета, но было мучительно ждать, ждать, ждать... А эти люди действуют.

Би подвела итог разговору:

– Утром выходим. Я, Ди, Кей. Остальным - в бухту Ножа. Готовиться и ждать.

III

Эту сенсацию забыли, как забывают все сенсации в нашем мире. Несколько лет назад газеты планеты обошла фотография девушки: грива летящих темных волос, черный кожаный костюм, в руках - автомат. Вокруг - неясные фигуры в масках, а девушка дерзко смеялась в лицо всему свету.

"Дочь миллионера Фелиция Орст - в банде "Черные леопарды"!", "Трофей "Черных леопардов" - Фелиция Орст!", "Потерянное поколение нашло себя?", "Черная пума!", "Что привело Фелицию Орст в ряды террористов?".

"Черные леопарды" были уничтожены. Кто в перестрелке, кто на электрическом стуле, кому отбили печенки в полиции.

Где теперь Фелиция Орст?

"Каравелла" приземлилась точно по расписанию. В числе пассажиров на теплый бетон аэродрома ступили трое - молодая дама в трауре под густой вуалью, седой элегантный красавец в английской морской форме и неразговорчивый джентльмен, чей оливковый загар заставлял думать о сверкающих пляжах и свежем океанском бризе.

Дама касалась лица кружевным платочком. Офицер изредка наклонялся к ней и внушительно произносил несколько слов - скорее всего, призывал быть мужественной. Эту группу в полете и в аэропорту окружало почтительное внимание: явное горе ограждало от излишних вопросов. Даже таможенники поспешили с необходимыми формальностями.

Шофер подхватил мягкие дорогие чемоданы, и уже через полчаса желтый "рено" причалил к солидному чопорному подъезду на Цветочной набережной.

Набережная была пустынна. Офицер, оглядевшись, извлек связку профилированных отмычек. Дверь бесшумно распахнулась, офицер быстрым движением зажал бронзовый колокольчик над входом. Тихо, вдоль стенки, все трое поднялись на второй этаж. Расположение комнат в доме было хорошо им известно - накануне они долго сидели над планом здания. Сейчас в доме должны были находиться четверо из прислуги.