Шрифт:
Николай Наседкин
Завтра обязательно наступит
Повесть
1
Гроссман, Иосиф Давидович, был старый еврей.
Он сам так себя называл с недавнего времени: "Я, - взялся говорить-приговаривать, - старый еврей..." И добавлял что-нибудь вроде: "Меня за мякину не проведёшь!.."
Вот и на этого странного парня Иосиф Давидович сразу же обратил внимание, заприметил его. Так, по крайней мере, он потом своей Свете-рыбке говорил-утверждал:
– Слушай сюда! Помнишь, как я тебе в первый же его приход сказал: "Это довольно интересно!", - помнишь? Меня, старого еврея, на прикиде не проведёшь!..
А прикид парня действительно заведению Иосифа Давидовича соответствовал мало. Да что там мало - совсем не соответствовал! "Золотая рыбка" - один из самых классных и дорогих баров-кафе в Баранове. Сюда заглядывают большие люди, настоящие гроссманы, многие из них даже и подкатывают к самому входу на "мерседесах" да "тойотах" прямо по тротуару - на гибдэдэшников (или как там сейчас этих гаишников обзывают?) плюют-поплёвывают. Вот какие клиенты у Иосифа Давидовича! А этот...
У него даже сумочки-кошелька не имелось, навроде прежнего дамского ридикюля, в каком каждый уважаемый человек нынче свои повседневные капиталы носит. Да какой там кошелёк-сумочка! Одет почти как бомж-бродяга. Мороз ударил градусов под двадцать в этот день - да, да, как раз католическое Рождество было, это Иосиф Давидович хорошо запомнил. Сам он, правда, православный, но именно на 25 декабря такой небывало сильный в эту зиму, запоминающийся мороз придавил, да к тому ж была пятница, канун дня отдыха, а Иосиф Давидович еврейскую субботу в память предков соблюдал-чтил свято. Однажды, правда, нарушил он святую субботу, согрешил, но - дело того стоило: за одну ту субботу Иосиф Давидович сумел-умудрился нужный куш сорвать и жизнь-судьбу свою кардинально поправить. Так что прости, Господь Вседержитель, но как раз грех бы случился-произошёл, если бы Иосиф Давидович тогда свой шанс упустил...
Так вот, мороз приличный, а на парне этом куртчонка на рыбьем меху и чёрная кепочка суконная - такие совсем молодые пацаны, в основном студенты-школьники всякие носят. Полоска у кепочки с боков и сзади, вроде манжета - отвернул бедолага, прикрыл наполовину уши, а мочки, видно, чуть не отвалились: кинулся их сразу оттирать. А руки-то, руки! Красно-сизые, скрюченные - перчаток-то и в помине нет. Шарф, правда, на шее имелся да вполне приличный - цвета масла сливочного, почти белый, пушистый. Вязали, сразу видно, любящие женские ручки. Иосифу Давидовичу такие-подобные шарфы первая жена, Роза-покойница, вязала - последний вот сейчас и донашивает. Может, из-за шарфа-то Иосиф Давидович и не погнал странного посетителя, а мог бы, мог. Ну, не погнать, а намекнуть толсто: мол-дескать, зачем вам, молодой человек, иметь свои неприятности? Вон через дорогу, на Кооперативной, в подвале имеется пивной бар-забегаловка - вот там и пиво для вас есть дешёвое, и рыба пиву под стать порционными кусками. А здесь, в "Золотой рыбке", самое скромное пиво - 12 рэ за масенькую бутылочку или половина бакса, если на валюту-зелень...
Но нет, не сказал, не намекнул Иосиф Давидович и нукеру мордатому своему, вышибале-секьюрити подмигивать не стал на странного посетителя. И шарф тут свою роль сыграл, конечно, и, как уже говорилось, нюх-чутьё Иосифа Давидовича сработал, да и - вот бывает же!
– чем-то глянулся этот странный зачуханный барановский парень старому еврею, несмотря на свою суконную кепочку, простылую куртку-неаляску, позорные брюки с пузырями на коленях и стоптанные сапоги. Возраст, что ли? Да не Иосифа Давидовича - парня. Ему даже кустистая мужицкая борода лет не добавила - тридцать пять всего, не больше. У Иосифа Давидовича сейчас бы старший сын, Веня, примерно таким был - если бы родился тогда, в 1963-м...
Парень вошёл скромно, робко, как показалось Иосифу Давидовичу. Да, вот ещё странность-то: очки на нём тёмные были - он их, отвернувшись, протёр концом шарфика, а уж потом уши растирать-отогревать взялся и публику почтенную оглядывать. Впрочем, публики ещё мало собралось - из шести столиков только два были заняты: за одним католики гуляли-праздновали, всё радовались-обсуждали, как впервые после войны в их костёле подремонтированном рождественская служба прошла-состоялась. Ещё за одним столикам, пожалуй, самые дорогие из дорогих гости сидели-оттягивались: Бай и Боров со своими гёрлами - решили-вздумали осчастливить Иосифа Давидовича, принять его угощение "жидовское".
Это, конечно, Боров - хам, свинья барановская, гой вонючий!
– позволяет себе, когда нажрётся дармовой водки, "жидом" Иосифа Давидовича обзывать-клеймить. Правда, Иосиф Давидович каждый раз с достоинством одёргивает хама: "Какое глупство! Вы меня вполне обижаете!.." Да разве с таким бандитам да ещё пьяным повозражаешь? Тут же за наган-пушку хватается, желваками играть начинает... Свинья антисемитская!
Да, вот ещё почему Иосиф Давидович первое посещение того странного парня запомнил-зафиксировал - Бай с Боровом в тот вечер наведались. Они даже и не за получкой приходили, а разговор крупный до Иосифа Давидовича имели. А известно, какой разговор у бандитов-рэкетиров с бедным старым евреем - опять дань повысили. Да ещё и обрадовали чуть не до инфаркта: отныне брать будут только валютой-зеленью - капустой, по-ихнему. Надоело им, видите ли, терять своё на инфляции. У Иосифа Давидовича даже нога увечная-больная заныла-застонала - он сам порой горько пошучивал: мол-дескать, от горя да от страха душа его в левую пятку убегает и там, в больной ноге, скорбит-плачется. Горько стало Иосифу Давидовичу, а - куда ж деться? Но и так сразу, в единый момент разве ж можно с родными деньгами расстаться?! Успел Иосиф Давидович сообразить, заплакался: мол-дескать, долларов в наличности нет, а тут Новогодье, Рождество, в банках сплошные каникулы... Дали бандюги срок две недели, наугощались в тот вечер всласть, до отрыжки за счёт бедного Иосифа Давидовича. И куда в этого хилого Борова-подсвинка столько дармовой-халявной водки влезает?
Одним словом, огорчённым был в тот вечер Иосиф Давидович. Очень огорчённым. Но виду старался не показывать. Выходил то и дело в зальчик, самолично, хромая к входу, встречал больших гостей, приглашал-улыбался. Парня в кепоне, правда, хотя и не погнал сразу, но и приветствовать, конечно, не стал. Тот пробрался-приблизился к стойке, сел на крайний вертящийся стул-табурет, сгорбился ещё больше, кепчонку на коленях пристроил, руку правую к груди приложил, начал кланяться-кивать Свете-рыбке, за что-то благодарить:
– Здравствуйте! Извините! С праздником вас! Спасибо!..
Светик хмыкнула, смерила странного гостя взглядом русалочьим.
– Пожалуйста! И вас с праздником! Что пить-есть будем?
Последнее она уже с явной издёвочкой молвила, рукой белой на полки буфетные указала. А там - "Белая лошадь", "Камю", "Мартини", "Бавария"...
– Спасибо, спасибо!
– как китайский болванчик закивал-закланялся парень, руку к сердцу заприкладывал.
– Извините! Мне, пожалуйста, белый мартини и орешки.
Света-рыбонька на него прищурилась, а посетитель вдруг добавил:
– Извините, только мартини обязательно из холодильника и со льдом, а орешки, пожалуйста, все, какие у вас есть - фисташки там, арахис, миндаль...
– Есть у нас и миндаль, и фисташки, и даже фундук, - ответила Света-рыбка многозначительно, - только, может, если деньги есть, вам сначала согреться чем-нибудь крепким? А то ведь от мартини со льдом совсем простынете.
– Спасибо, спасибо! - закивал странный парень.
– И, правда, коньячку мне сто пятьдесят плесните... Извините! Ещё бутерброд дайте, с сёмгой...