Завтра утром
Шрифт:
Столько крови.
Столько боли.
Крики двенадцатилетней давности снова звучали у него в ушах, зловеще отражались эхом, взывали к нему.
Закрыв глаза, он мысленно сосредоточился на своей задаче.
Все недавние убийства были всего лишь тренировкой.
А сейчас настало время для решающего удара.
Подсказки, которые он посылал им, на самом деле были дымовой завесой. Там достаточно правды, чтобы копы на это клюнули, но хватает и чепухи, чтобы сбить их со следа. Теперь они охраняют остальных присяжных, но они зря
Он улыбнулся. Потерев пятнышки крови, он почувствовал прилив энергии.
Прилив силы. Это напомнило о его задаче.
Сегодня.
Вечером.
Надо это сделать.
Впервые за двенадцать лет он отпер верхний ящик. Зажмурился, сердце бешено стучало, пульс участился от предвкушения. Он потянул ручку. Старый ящик заскрипел, но он дернул посильнее, и тот со скрежетом открылся.
Он осторожно сунул туда руку.
Пальцы нащупали тонкие кожаные ножны, и он лихорадочно расстегнул их, внезапно занервничав от сознания того, что конец близок. Он приказал себе успокоиться, чтобы получить как можно больше удовольствия, и извлек охотничий нож.
Затем открыл глаза.
Взглянув на острый сияющий клинок, провел им по собственной ладони.
На коже появилась тонкая алая линия. Выступила кровь. Еще один шрам на подходе.
Идеальное лезвие.
Глава 28
— По-моему, я ясно сказала: ты отстранен от расследования, — гневно заявила Кэтрин Окано, сидя в своем кресле, как на троне. Она так яростно протирала очки, что линзы чуть не выскакивали. — Или вы это очень кстати забыли, детектив?
— Я все помню, — упрямо сказал он.
— И во всей красе попал на видеопленку. Как ты думаешь, когда мы поймаем убийцу, с чем в первую очередь выступит его адвокат? С пленкой, на которой любовник одной из жертв находится на месте преступления. С доказательствами, что ты присутствовал при обнаружении тела Барбары Маркс, и с тем бесценным фактом, что ты был отцом ее ребенка. Разве это не причина для тебя, чтобы исказить улики и выстроить обвинение? — Она прекратила протирать очки и жестко посмотрела на него. — Я дала Морисетт особые инструкции на твой счет, так что в опасности сейчас не только твоя задница. Она ставит расследование под угрозу, снабжая тебя секретной информацией.
— Но Гробокопатель адресует свои записки мне.
— Ну и что? Прекрати, Рид, и сейчас же, не то я отберу у тебя значок.
— Это необязательно. — Пошарив в кармане, он вынул бумажник с удостоверением и значком. Легким движением руки бросил кожаный футляр на стол, и тот приземлился прямо у ее неизменного стаканчика с чем-то вроде кофе глясе. — Морисетт здесь ни при чем. Я вынудил ее.
— Твою мать. — Окано водрузила очки на острый нос. — Ты так легко не отделаешься, Рид. — Она подвинула к нему бумажник. — Просто не суйся туда. Посмотрим, что я смогу с этим сделать.
— А я-то думал, тебе все равно, — поддразнил он.
— Не вынуждай меня.
Забрав документы, он направился к двери.
— Даже и не думал, шеф, — солгал он сквозь зубы.
День был ужасный. Взяв напрокат машину, Никки приехала домой и выгуляла радостного и чересчур резвого Микадо. Глядя, как песик бегает, гоняет белок и яростно лает на чужих, Никки думала, что больше не увидит Симону. Никогда не услышит ее голоса. Никогда ее больше не продинамит.
Но кое-что ты можешь сделать. Помочь отловить этого гада. Засадить его. Он ведь общается с тобой.
И ты можешь позаботиться о ее собаке. Она бы этого хотела.
Хотя Дженнингс явно не обрадовался маленькому пришельцу, Никки решила, что Микадо станет членом ее семьи.
Оставив кота и пса разбираться между собой, она наконец поехала на работу, и прямо у гардероба ее встретил Том Свинн.
— Никки, — произнес он вполголоса, когда она повесила шарф на пустой крючок. — У вас есть свободная минутка?
— Конечно.
— Хорошо. Пойдемте в мой кабинет.
Когда они шли мимо отсеков, все смотрели на нее, и во взглядах читалось любопытство. Трина даже не подняла на нее глаз. Норм Мецгер взирал на нее, как на врага, Кевин изучал ее из-под козырька бейсболки. Даже буйная и бестолковая Селести открыто пялилась на нее, когда Том Свинн провожал ее в свой кабинет. Никки казалось, что стук клавиатур, телефонные звонки и гул разговоров утихли, когда появилась она. Редакция газеты стала похожа на огромный лифт; только приглушенная музыка нарушала тишину.
— В чем дело? — спросила она, когда Том пригласил ее сесть и сам уселся в кресло.
— Это я и хотел бы узнать. — Он положил подбородок на большие пальцы. — Что-то происходит. Что-то серьезное. Вы получаете записки от убийцы, в вашу квартиру кто-то забирается, а сейчас одна из ваших лучших подруг становится жертвой преступника, которого вы назвали Гробокопателем. Я правильно понял?
— Я думала, полиция не раскрывает имен жертв, пока не уведомит ближайших родственников.
— Уже. Родители Симоны Эверли уже знают, как и сестра, дети и бывшая жена Тайрелла Демонико Брауна.
— Плохие новости быстро распространяются. — Да.
— Потому что об этом заботимся мы.
— Мы — это в смысле газета? Никки, только не говорите, что у вас проснулась совесть.
— Хотелось бы думать, что она никогда и не засыпала.
— Чтобы сообщать новости, нужно быть абсолютно беспристрастным, — сказал он, и она почувствовала, что надвигается нечто страшное. Со скоростью товарного поезда. — Ведь Симона Эверли была вашей подругой? Несколько лет назад она была обручена с вашим братом? — И, как бы опомнившись, добавил: — Я вам искренне соболезную.