Завтра война
Шрифт:
Клоны со свойственным им видеогурманством смаковали разрушение Кирты кадр за кадром. Воздушная армада приближается… Разворачивается широким фронтом… Сбрасывает планирующие кассеты… Кассеты раскрываются… Один квартал в море огня… Два квартала в море огня… Десять кварталов в море огня… Такой ракурс, сякой ракурс… Горящие заводы… Больницы… Детские сады…
Правда, кое-что меня сразу удивило: почему на улицах не видно людей? ладно, допустим люди слишком маленькие, в дыму-огне не разберешь… но где транспорт? машины-то бывают довольно большие… особенно пожарные.
Мы,
Белоконь счел свою миссию выполненной и напутствовал нас в том духе, что клоны своими преступлениями сами поставили себя по ту сторону добра и зла, а потому нечего с ними церемониться: повесим последнего пехлевана на кишках последнего заотара!
И хорошо. Да вот Готовцев все испортил.
Накануне рейда он собрал эскадрилью якобы для последней проверки боеготовности. И рассказал нам о том, что пресс-центр вооруженных сил вынес за скобки и о чем Белоконь, скромный старший лейтенант, знать не мог. А он, Готовцев, знал, потому что ему в Городе Полковников о Кирте рассказал… ну разумеется, один знакомый полковник!
Во время боев за Махаон расквартированный под Киртой танковый полк не нашел ничего лучше, как занять прямо в городе круговую оборону. В самом деле: оборону в городе держать сподручнее, чем в чистом поле.
У танков почти не оставалось топлива, а взять его было негде. Все знают, что современное танковое топливо применяется только в современных танках – и нигде больше.
Мэр Кирты намекнул командиру полка, что на последних литрах этой дефицитной жидкости военным лучше бы из города убраться, а то ведь во время боев погибнет куча гражданских.
Танкист наорал на мэра и порекомендовал всем способным держать оружие гражданам Кирты срочно записаться в ополчение. Дескать, война – дело всенародное. Мэр заметил, что война – дело в первую очередь профессиональное. И что ополченцы с кухонными ножами и самодельными гранатами много не навоюют. На том и разошлись.
На следующий день Кирту плотно окружила дивизия клонов. Что, при наличии у агрессора абсолютного превосходства в воздухе, делало положение наших танкистов совершенно безнадежным. Но вместо того, чтобы начать террористические бомбежки и ракетные обстрелы, конкордианцы вступили в переговоры и предложили почетную сдачу в плен.
Командир полка отказался.
Тогда конкордианцы потребовали того же самого, что и мэр: выезжай из города, сразимся в чистом поле!
Командир полка снова отказался. Ясное дело: обороняться приятнее, чем наступать против такой силищи!
Тогда конкордианцы заявили, что дают мирному населению Кирты сорок восемь часов и открывают такие-то шоссе, чтобы все желающие могли убраться из города восвояси.
К четырнадцатому января последние легковые машины и вертолеты покинули Кирту. В городе остался танковый полк и сотня ура-патриотов, которые решили сражаться против клонов вместе с регулярной армией. У мальчишек, примкнувших к военным, на вооружении состояли в основном карманные томики Киплинга.
Вот тут-то над городом и появились штурмовики…
Полк погиб в полном составе. И ура-патриоты со своим Киплингом тоже.
«Смысл той клонской передачи о Кирте на самом деле сводился к тому, как они сберегли жизни своих людей, отказавшись от лобового штурма и предоставив город флуггерам, – заключил Готовцев. – Так что делайте выводы».
Вот такая история.
Меня лично она глубоко потрясла. Выходит, хваленая этика пехлеванов – не пустые разговоры? Таких людей не за что любить. Их даже можно не уважать. Их можно и нужно убивать – ведь они враги! Но ненавидеть – это уже как-то слишком.
Или следует поставить себя на место родителей тех пацанов, которые думали с Киплингом защитить Кирту? Что тогда запоешь?
А может, ненавидеть следовало бы Киплинга?
Вот о чем я думал, пока сочинял письмо Иссе, кувыркаясь в космосе между «Яузой» и «Удалым». К слову сказать, «Яуза» была уже совсем близко – километра два, от силы три.
И вот, вспоминая неистового певца мужества и смертных схваток за отвлеченные принципы, я вдруг обнаружил, что ко мне приближается некий белый объект. С красными ромбами на бортах. И всякими надписями на русском языке. Например: «Берегись: сварка!» Или: «Вылет резака 12 м».
Это был, конечно же, беспилотный ремонтный бот.
Через пять минут его манипуляторы схватили меня за грудки и я наконец перестал вращаться. Конец пушкиноцентрической картине мира!
Спасен! Я спасен!
Почему-то я решил, что бот принадлежит фрегату «Удалой». Видимо, от стресса я совсем отупел: боты военных кораблей имеют соответствующие опознавательные знаки, а на этом не было ничего, кроме предупредительных надписей.
Когда бот повернул к «Яузе», я сильно удивился.
И даже размахивал руками. И даже кричал что-то. Вроде «Дураки, не туда везете!»
Вот было бы интересно, если б кто-то меня услышал. И повез на «Удалой».
А потом я понял, что ошибки нет.
Меня взяли в плен клоны – кто же еще сейчас есть на «Яузе», а? Что-то нашей штурмовой партии все не видно!
Тогда я потянулся за пистолетом, который должен был находиться у меня в специальном кармане-кобуре на скафандре.
Уж не знаю, что я себе думал. Стрелять в бот? Очень умно! Застрелиться? Еще умнее!
Но пистолета не было. Равно как и кармана-кобуры. Видать, сорвало о приборную доску, когда я из истребителя вываливался.
Еще через десять минут бот доставил меня в кессон «Яузы». На стене засветился дисплей внутренней связи.
На дисплее появилось знакомое женское лицо. И знакомый женский голос произнес по-русски почти без акцента:
– С вами говорит капитан Риши Ар. Вы взяты в плен вооруженными силами Конкордии. Назовите свои имя, фамилию и воинское звание.
Ей-богу, я не сразу сообразил: знакомое лицо и имя «Риши Ар» означают, что передо мной… Риши!!!
– Риши?! Привет! Вот так встреча!.. Выходит, ты мне жизнь спасла? Или это не ты ботом управляла?