Завтрак в постели
Шрифт:
– Ну и ну! Да сюда забрела настоящая знаменитость! – раздался внезапно громкий – отвратительный и гнусавый – голос.
Человек, нарушавший их уединение, был невысокого роста – на несколько дюймов ниже Картера – и щуплый. Прилизанные волосы открывали его, неестественно низкий лоб. Острая бородка придавала его внешности зловещий вид, а маленькие бегающие глазки напоминали глаза хорька. Его одежда была неопрятной. На груди, поверх свитера с высоким воротником, сверкали толстые золотые цепи.
– Ты чересчур
– Может, и знаменитость, не спорю. Но вот скромен ли я? Ничуть, мистер Мэдисон. Я – как, впрочем, и мои читатели – считаю, что к моим высказываниям стоит прислушиваться.
Слоун почувствовала, как напряглись мышцы Картера.
– Мисс Слоун Фэйрчайлд – мистер Сидней Глэдстон, – вынужденно представил он их друг другу.
– Здравствуйте, мистер Глэдстон, – пробормотала Слоун, не решившись протянуть ему руку, опасаясь, что Картер воспротивится этому, оберегая ее, как наседка оберегает цыплят.
– Мисс Фэйрчайлд! – произнес Глэдстон, слегка поклонившись.
Она знала этого человека. Его колонка дважды в неделю появлялась в «Кроникл», а эта газета считается одной из самых крупных. Его статьи всегда казались ей мелкими и полными злости. Казалось, он пишет их лишь из желания кому-то напакостить или отомстить за что-то.
Глэдстона куда больше интересовали подробности из жизни писателей, желательно скабрезные, чем их произведения. Она едва не задрожала, когда этот человек осмотрел ее с ног до головы своими сальными глазками.
– Мы не слышали, как ты вошел, – заметил Картер.
Глэдстон неприятно рассмеялся:
– Ты намекаешь, что не преминул бы уйти отсюда, заметив мое появление, так? Неужели, мистер Мэдисон, вы до сих пор сердитесь на меня за критику вашей последней книги в «Паблишерз уикли»?
– Я и тогда не сердился, и сейчас не сержусь. Эта заметка, как и все твои статьи, – настоящая халтура.
Глэдстон раздраженно втянул воздух своим узким носом.
– И тем не менее, – гладким голоском проговорил он, – я вижу, ты принял мой совет. – Он вновь оглядел Слоун таким похотливым взглядом, что ей незамедлительно захотелось вымыться.
– Что за совет, Сидней? – спросил Картер, сложив на груди руки и поглядев на своего собеседника со скучающим выражением.
Слоун все поняла.
– Постарайся вспомнить. Я написал, что любовные сцены в твоих романах скучны и лишены изюминки.
– Если ты имеешь в виду, что я не описываю группового секса, всяких извращений, садистов и мазохистов и тому подобных вещей, то да – ты прав. Изюминки у меня нет.
Критик насмешливо фыркнул:
– Да нет, я не совсем это имел в виду. Мне кажется, любовные сцены у тебя какие-то безжизненные. Вот я и написал в своей статье о том, что, вероятно, у тебя давно не было стоящего любовного приключения. И предложил, чтобы ты завел себе новую пассию. – Глэдстон выразительно поглядел на Слоун. – Судя по тому, что ты еще недавно держал руки под свитером мисс Фэйрчайлд, ты воспринял мой совет буквально.
– Ах ты сукин сын! – вскричал Картер, сжав кулаки.
– Оставьте эти неприличные выражения для ваших героев, мистер Мэдисон, они им как раз подойдут. А о насилии я, признаться, люблю лишь читать в книгах. Живьем я его презираю, так что нечего рычать и бросать на меня злобные взгляды. Я лично рад, что ты нашел новый источник вдохновения, а то я уже начал было опасаться твоей «Спящей возлюбленной». – Глэдстон уставился на грудь Слоун. – Теперь же я буду с нетерпением ждать каждой страницы, – многозначительно говорил он. – Думаю, ты не слишком часто даешь выспаться такой любовнице, как мисс Фэйрчайлд.
Одним прыжком Картер настиг Глэдстона и, обхватив стальными пальцами его горло; прижал критика к шкафу с книгами.
– А теперь слушай меня, Сидней, и хорошо слушай! Я бы с радостью придушил тебя одной из твоих цепочек, да не хочется руки марать. Твои заметки – сплошная грязь, и всем, кто их читает, это отлично известно. Только я, черт возьми, не представляю, как ты можешь хоть что-то знать о любви женщины. Тебе знакома одна страсть – напакостить какому-нибудь автору. И если ты лишь от этого получаешь удовольствие, то мне тебя жаль. Но вот за твои слова о мисс Фэйрчайлд я мог бы тебя убить, – продолжал Мэдисон. – И если ты посмеешь хоть слово написать о ней и выдумать что-то, то я приду за тобой. Это станет делом моей жизни, но я тебя, мерзавца, кастрирую! А если…
– Что это здесь за шум? – наконец оторвался от своей книги владелец лавки.
– Все в порядке, – ответил Картер, слегка ослабляя хватку и встряхивая критика. Но ему было еще что сказать. – Запомни мои слова, негодяй! – зловещим тоном проговорил Картер и, взяв Слоун под руку, вывел ее из лавки.
Девушка не понимала, каким чудом ей удалось дойти до машины. Картер бережно усадил ее и прошептал:
– Господи, Слоун, прости меня.
– Это не твоя вина, – едва слышно сказала она.
– Да, но затеял, по сути, все я. Как-то раз в «Вечернем шоу» я назвал его надутым бездарным индюком, и он не может мне этого простить.
Попытка Мэдисона пошутить не удалась – Слоун продолжала молча смотреть вперед. Ее бледность встревожила Картера, но он не мог ничего поделать, находясь в машине на оживленной улице. Поэтому, прибавив скорость, Картер погнал автомобиль к «Фэйрчайлд-Хаусу». Не произнеся ни слова, он помог Слоун донести до кухни свертки с покупками.
– Слоун… – наконец промолвил Картер, шагнув ей навстречу.