Завтрашние сказки
Шрифт:
СТЫДОБЕКЕР — автомобиль, добытый народным депутатом в процессе борьбы за народные права.
ТОТЭЛИТАРНЫЙ РЕЖИМ — тот элитарный режим, при котором по-человечески живет элита, а все остальные живут не по-человечески.
УВЕЧНОЗЕЛЕНЫЙ — патологически молодой, не способный ни в чем достичь зрелости.
УГОЛОВОТЯПСТВО — преступная бесхозяйственность.
УЛЬТИМАТОМ — очень уж резко выраженнные требования.
ФЕШЕМЕБЕЛЬНЫЙ МАГАЗИН — мебельный
ФУРЯЖКА — головной убор, делающий лицо круглее и симпатичнее.
ХАМИЛЬЯРНОСТЬ — фамильярность, доходящая до откровенной грубости.
XБАТАЛИСТ — хапуга, верящий в то, что от судьбы не уйдешь, — если, конечно, сам ее не упустишь.
ЦЫЦКАТЬСЯ — нянчиться, но при этом не давать сказать слова. Пример — партийное руководство литературой.
ЧАСТОЛЮБЕЦ — влюбчивый, но не обязательный человек.
ЧАДОТВОРЕЦ — тот же частолюбец.
ЧЕСТИЛИЩЕ — жизнь честного человека.
ШАФЕРНЯ — подгулявшая свадьба.
ШТАНИЧНИКИ — станичные казаки в широких штанах.
ЩУПОТКА — чуть-чуть чего-то, что нельзя взять, а можно только пощупать. (Пример: девушка боится щупотки).
ЭКОГНОМИКА — крошечная экономика, которая никак не может вырасти, несмотря на старания уче-ных-экогномистов.
ЭКСПЕНСИЯ (см. Икспансия) — то, что было когда-то пенсией, но превратилось в ничто в результате наступления рыночной экономики.
ЭПОХОНДРИЯ — эпохальная тоска по лучшей жизни.
ЮНЫЧАРЫ — юные головорезы.
ЯДЕОЛОГИЯ — то, что отравило всю нашу жизнь.
УТОЧНЕННАЯ КЛАССИКА
История всех существовавших до сих пор обществ была историей борьбы классов… с цивилизацией.
Такое бытие, что оно уже не в силах определять сознание.
Свобода есть осознанная необходимость ее лишения.
От великого почина — к великой починке!
Головокрушение от успехов.
Начинается с того, что живые шагают по трупам, а кончается тем, что мертвые шагают по живым.
Наконец-то мы можем ждать милости от природы!
Раньше мы были для этого недостаточно нищими.
Если враг не сдается, его уничтожают…
Если друг не сдается, с ним делают то же самое.
У меня было много друзей, но все они оказались ко мне приставленными.
Я к вам приду в коммунистическое далеко…
если кого-нибудь там застану.
Мы ехали шагом, мы мчались в боях и яблочко-песню держали в зубах…
А что сегодня у нас в зубах? Ни песни, ни яблочка…
Мы шагаем шагом победным — и все время по бедным, по бедным!
Клячу истории загоним… а на вырученные деньги купим себе другую историю.
Не хочу, чтоб к штыку приравняли перо! Пусть его приравняют обратно!
ТРИ СЛОВА В ЗАКЛЮЧЕНИЕ
«…В прошлом светает…»
Великий и неизвестный поэт позднейшего средневековья оставил нам эту загадочную строку, сделавшую его еще более великим и неизвестным.
Как может в прошлом светать? Как может в нем вообще что-то происходить, если его больше нет, если оно — прошлое?
Но оказывается, прошлое не мертво, в нем постоянно что-то происходит. Можно даже сказать, что прошлое живет, хотя и не так, как другие, по-своему.
Своеобразие этой жизни таково, что она целиком зависит от жизни в настоящем. Когда в настоящем светает, в прошлом темнеет, а когда настоящее хмурится, в прошлом наступает рассвет. Тринадцатый век казался мрачным в девятнадцатом веке, но в двадцатом в нем внезапно стало светать. И не только в тринадцатом, ясное солнышко залило даже пещерные времена, — такими они виделись из нашего двадцатого века.
Видимо, строкой о прошлом поэт пытался что-то сказать о настоящем, о котором вынужден был молчать. Он нашел единственные слова, которые вместили всю его жизнь, все современное ему позднейшее средневековье.
«В прошлом светает…» Но когда живешь не в прошлом, эти слова мало утешительны, и за ними последовали такие же неутешительные слова:
Нет, из этой жизни живым не вырвешься!
К несчастью, эти слова оказались пророческими: поэту не удалось вырваться из жизни живым.
…а земля обетованная остается землей необитаемой…