Завтрашняя запись
Шрифт:
— Я с вами не знаком, — холодно сказал он, — и не знаю вашего родственника. Я — Лал сер Эдрет, и у меня нет родни, и никто мне не приказывает с тех пор, как умер учитель. Вам же следует соблюдать приличия, юная дама, и не хватать в темноте за руки незнакомых мужчин. В противном случае вы можете сильно получить сдачи — или оказаться в Синем Доме.
— Ты — Анджелалти Кристефион. — Она говорила тихо но с торжествующей уверенностью. — Ты сын Капитана Mapджелы Кристефион с Корабля «Зеленодол». В тебе гены Экипажа, ты — Капитан Предназначенный, который теперь стал Капитаном Истинным. Корабль в опасности, и ты предсказан Завтрашней Записью…
— А ты, — почти рявкнул он, — сумасшедшая! Иди прочь, безумная, и да сговорятся все боги, чтобы помочь тебе пережить эту ночь!
С этими словами он повернулся, побежал к сходу с эскалатора, оттуда окольными путями отправился домой, используя все свое умение, чтобы оторваться от нее. Когда он наконец добрался до квартала Дживлон, то долго стоял у поворота, напрягая слух и глаза, видящие в темноте.
Убедившись в конце концов, что она его не преследует, он вошел в дом, направился прямо к бару и налил себе бренди.
Глава четвертая
Его звали Анджелалти Кристефион, ему было девять лет, его мать умерла, а дядя Индемион его ненавидел.
Дядя не скупился ни на оплеухи, ни на злые слова об ущербных генах, потому что его мать сошлась не с мужчиной из Экипажа, а с планетником — и восторгалась тощим полуслепым мальчишкой, которого породил этот союз к холодному отвращению ее брата.
Оплеухи было тяжело переносить, но злые слова еще тяжелее, особенно слова о матери, вызывавшие у ребенка слезы и едкую горечь в сердце. Эта горечь росла, и однажды мальчишка схватил свой детский нож и бросился на мужчину, к удивлению обоих ранив его до крови — таким сильным и целеустремленным было его нападение.
В тот раз его побили очень сильно.
Вскоре после этого его дядя взял его на Пронгдил и привел в мерзкую таверну, затерявшуюся среди жалкой припортовой ярмарки. Дядина рука зверски сжимала ему плечо. Когда они вошли, шум смолк, потом взорвался гулом голосов:
— Эй, Олби, посмотри-ка! Картинка «отец и сын»!
— Полколеса за малыша, вид у него свеженький!
— Свеженький? Бьюсь об заклад, нетронутый! Полное колесо за девственника!
— Можно подумать, ты знаешь, что с ним делать! Смотри, ротик какой красивый!
Последняя фраза вызвала смех, и он почувствовал, как лицо у него краснеет, хоть сам и не знал почему. Тут дядя грубо дернул его, и он остановился.
Сидевшая за столом женщина рассмотрела его с ног до головы, потом перевела взгляд на дядю, поднимая брови.
— Для двенадцати лет он что-то маловат.
— У него отец был таким, госпожа. Ребенок пошел в него.
— Ясно. — Она подняла рюмку, выпила и аккуратно отставила ее в сторону, поманив его плоским пальцам. — Иди сюда, мальчик.
Дядя толкнул его вперед и отпустил. Анджелалти медлил, не желая подходить к этой женщине, почти готовый броситься бежать через эту шумную толпу…
— А-га! — Женщина вытянула руку и подтащила его ближе. — Он думает, что я могу ему не понравиться. А что вы ему не нравитесь, он знает наверняка.
Ее пальцы на его руке не были ни жестоки, ни ласковы. Пальцы, приподнявшие его лицо к слабому свету и погладившие щеки, оказались теплыми и ловкими.
— Как твое имя, мальчик?
— Его зовут Анджелалти, — поспешно сказал его дядя и женщина раздраженно сверкнула на него взглядом.
— Он может сам отвечать, или вы продаете не только слишком зеленый товар, а еще и дефектный?
— Он может говорить, госпожа. Голос дяди прозвучал почти смущенно.
— Хорошо. — Она снова перевела взгляд на него, провела чуткими пальцами по его горлу, небрежно расстегивая верхние застежки рубашки. — Как твое имя?
— Анджелалти Кристефион, — ответил он и раздраженно дернул головой. — Перестаньте.
— Смотри-ка, норовистый? Скажи мне, Анджелалти, кто этот человек, который привел тебя сюда?
Не обращая внимания на его слова, она расстегнула на нем рубашку, просунула руку и начала щупать. Он отшатнулся, она засмеялась.
— Мой дядя Индемион.
— Действительно дядя? — Она нащупала синяк, слегка нахмурилась и начала застегивать рубашку на мальчике. — А ты знаешь, что твой дядя тебя продает, Анджелалти? Я вижу, что он тебя бьет, так что, может быть, это и к лучшему. Мои клиенты — люди благородные… как правило, и вряд ли захотят бить такого славного мальчика. Хотя я не уверена, что ты годишься для борделя, Анджелалти… Нет, точно не годишься: слишком норовистый. Сколько тебе лет?
— Девять по стандартному календарю.
— Ну конечно, зеленый. — Она посмотрела поверх его головы. — Даю три полных круга золотом. Цена окончательная.
— Три круга, госпожа? Но он стоит гораздо дороже! Конечно, он зеленый, но вы сами признали, что он не урод. Столь много путешествовавшая дама не может не знать людей с… изощренными склонностями…
— Я не торгуюсь, — перебила его женщина, не повышая голоса. — Моя цена — три круга, соглашайтесь или уходите. Я лично вам советую согласиться — или перерезать мальчику горло и списать убытки.
Секундное колебание.
— Я согласен на цену три круга золотом. Но должен предостеречь вас, госпожа: по природе он мрачный и кровожадный. Лучше всего он понимает побои. Советую предупредить об этом ваших клиентов, чтобы они не ставили себя под угрозу, не внушив ему должного смирения.
Женщина уже стояла, сомкнув пальцы на руке Анджелалти выше локтя. Запустив свободную руку в кошель, она вытащила оттуда три желтые монеты и небрежно швырнула их.
— Цена уплачена, — сказала она, когда Индемион поймал монеты на лету.