Зазеркальная Империя. Трилогия
Шрифт:
— Да табак я, табак им привез! — сдался «миропроходец», опасливо отодвигаясь от ротмистра.
Оказалось, что в этом мире, открывшем заокеанские континенты слишком поздно, курения в привычном смысле так и не узнали. Пользовалась широким спросом дурманящая (скорее всего тоже с чем-то наркотическим) жевательная смесь индийского и среднеазиатского происхождения, применялся для курения гашиша, хоть и запрещенного, но не очень строго, кальян, но самокрутку свернуть было просто не из чего, да и не находилось желающих.
Естественно, выпускающий изо
Харчевня тетушки Штайнбек (по совместительству также и постоялый двор) мгновенно превратилась в курильню. За умеренную плату каждый посетитель кроме кружечки пива, стопки настойки и приличной закуски мог теперь насладиться и трубочкой, набитой руками одной из дочерей трактирщицы. Нужно ли упоминать, что первая в Бергланде трубка была также изготовлена золотыми руками «миропроходца»?
Привлеченный новыми ощущениями городской люд тут же потянулся в гостеприимный дом под вывеской, украшенной дымящейся трубкой, немало увеличив доход трактира и благосклонность вдовой трактирщицы к приблудному иностранцу.
С властями, мирскими и духовными, проблем не возникло: герр Рейндорф, бургомистр Блаукифера, приходился почтенной Амалии Лизелотте Штайнбек кумом, а пастор Циглер, мужчина весьма жизнелюбивый и увлекающийся новыми веяниями, стал одним из первых адептов курения в Бергланде...
— О-о, да вы умеете жить, господин Берестов!
— Стараемся помаленьку... — засмущался «миропроходец», польщенный похвалой ротмистра.
Отряд приближался к переходу, противоположному тому, через который они попали в гостеприимный Бергланд.
Задержаться в Блаукифере пришлось на четыре с лишним недели: зима в этом году здесь выдалась снежная, а так как добраться до известной Берестову точки, где существовали другие ворота в иной мир, можно было только по абсолютному бездорожью, приходилось ждать, пока сугробы хотя бы немного сдадут под напором весеннего солнышка. К счастью, вьюга, пришедшаяся на первый день пребывания здесь, оказалась последней.
Проведенное на постоялом дворе фрау Штайнбек время не осталось для путешественников потерянным.
Во-первых, пришел в норму после гостеприимных объятий хоревской милиции Жорка, причем выздоровлению немало способствовала та немалая коллекция совершенно незнакомых ему доселе монет, собранная при содействии доброй фрау Штайнбек и Берестова, являвшегося единственным доступным здесь Конькевичу экспертом по потусторонней нумизматике. Выздоравливающий готов был целыми днями просиживать над разложенными на столе богатствами, без конца перекладывая и сортируя
Во-вторых, ротмистр, Николай и Берестов выяснили, что тот переход, на который так надеялся Чебриков, здесь отсутствует напрочь.
Возможно, он и существовал на том же самом месте, и даже место это удалось идентифицировать с точностью до двух метров, но находилось оно в девственном лесу, копать в котором, даже если бы земля не промерзла насквозь, оказалось затруднительно.
Старик тщательно пометил место, указанное ему графом (опирающимся не только на память, но и на показания одного из своих хитрых приборов), зарубками на стволах берез, заявив, что после того, как проводит Чебрикова до дома, «вернется и докопается до него, заразы, во что бы то ни стало». Оставалось надеяться, что переход в этом месте отыщется быстро — больно уж живописно и нетронуто выглядела роща.
И в-третьих, Александров решил для себя мучительный вопрос: возвращаться ли назад или последовать за новыми друзьями. В родном мире его в лучшем случае ждало позорное увольнение, затем полунищенское существование изгнанного с волчьим билетом, а здесь по крайней мере ожидались приключения, так как Берестов клятвенно заверил, что доходил до пятого перехода...
— Пришли, кажется, — сообщил внезапно Сергей Владимирович, одновременно сверяясь и со своей картой, и с чем-то, известным только ему, в окружающем пейзаже. — Привал!
18
Холмистая степь, раскинувшаяся вокруг под раскаленным белесым небом, напоминала хорошо прогретый духовой шкаф, готовый принять в свое стерильное нутро очередную порцию будущей выпечки. Солнце маленьким злым кружочком пылало где-то над головой, отбрасывая на жесткую буро-рыжую траву, больше похожую на щетину сапожной щетки, чем на растительность, короткие черно-синие тени.
— А что! Природа как природа... Обычные предгорья, — бодро заявил на немой вопрос спутников Берестов. — Вы скидывайте одежку-то теплую: до следующего перехода она не понадобится.
— А что так жарко? — Жорка, «разнагишавшийся», по выражению Владимирыча, чуть ли не до трусов, вытирал ладошкой пот, обильно струящийся по лицу. — Как в Африке...
— Бывал, что ли, в Африке-то?
Николай хмуро сворачивал свою куртку в тугой рулон на манер солдатской скатки — тылового обоза, чтобы сложить туда ненужную одежду, не предвиделось, поэтому нужно было сделать ношу как можно более удобной. Рядом ту же операцию с Валиным пальтецом выполнял Чебриков, уже справившийся со своим одеянием, оказавшимся удивительно компактным. Спину ротмистра, обтянутую тонким черным свитером-водолазкой, пересекали многочисленные ремни специальной сбруи, закреплявшие кроме кобуры массу всевозможных вещиц малопонятного назначения.