Зазеркальные близнецы
Шрифт:
“Началось!” — радостно подумал Бежецкий и, вежливо поблагодарив вестового, вернулся к трапезе.
После ужина, полчаса послонявшись по своему люксу, Александр точно в назначенное время стоял перед указанным кабинетом на четвертом этаже. Когда стрелки его “ориента” {кстати, тоже местный подарок) замерли на нужной цифре, он деликатно постучал в дубовую монументальную дверь с одним только номером, без таблички.
— Войдите, — раздался приглушенный толстым деревом голос.,
Александр вошел и прикрыл за собой дверь.
— Майор Бежецкий прибыл по вашему приказанию! — отчеканил он, вытянувшись.
— Ну что же вы все тянетесь, Александр Павлович?!
Вызвавший его высокий мужчина лет пятидесяти, одетый в гражданский костюм, но
— Располагайтесь, чувствуйте себя как дома. — Он радушно указал на глубокое кресло, обитое натуральной на вид кожей.
Александр поостерегся разваливаться в кресле, так как знал на собственном опыте, что колени будут торчать чуть ли не выше головы. Прокляв в душе подобную роскошь, он осторожно уселся на краешек, замерев в напряженной позе. Хозяин достал из встроенного в стену бара бутылку коньяка, две крошечные рюмки и блюдце с тонко нарезанным и посыпанным сахарной пудрой лимоном, поставил все это на стол и уселся на свое место. Нацедив в рюмочки благородный напиток и надев специальной серебряной (серебро здесь было настоящее, в этом Александр убедился, внимательно разглядев как-то столовый прибор и установив наличие клейм с пробой) вилочкой на их тоненькие края с золотым ободком по ломтику лимона, мужчина жестом настоящего фокусника ловко послал одно из получившихся таким образом сооружений Александру по полированной как зеркало поверхности стола.
“А если упадет? — с интересом подумал Бежецкий, следя за стремительным скольжением хрустального сосуда. — Ковер толстый, не разобьется, но ведь конфуз!” И напрягся, готовясь поймать рюмку на лету. Однако та, проскользив почти полтора метра, как по мановению волшебной палочки остановилась в двух сантиметрах от края. “Мастер!” — с невольным уважением отметил Александр, знавший толк в культуре пития горячительных напитков. Хозяин перехватил его взгляд и знакомо улыбнулся одними глазами.
Майор мысленно сбрил усы и добавил пыльные разводы на лице: да, сомнений не оставалось, напротив Александра сидел тот самый полковник, который освободил, вернее выкупил Бежецкого у чеченцев.
— Чем обязан, Александр Павлович? — спросил Полковник, заметив, что Александр узнал его. Бежецкий вынужден был откашляться:
— Во-первых, я должен поблагодарить вас за спасение, това… господин полковник.
— Ну это сильно сказано, “спасение”, сударь. Назовем свершившийся акт по-другому: товарищеская помощь в трудную минуту. А во-вторых?
Александр набрался наглости и, ответил:
— Во-вторых, с какой целью я здесь нахожусь и скоро ли закончится мое… э… лечение?
Полковник откинулся в кресле и пригубил коньяк.
— Не правда ли, хорош? Да вы попробуйте, попробуйте, Александр Павлович, не стесняйтесь, ради бога.
Еще крошечный глоток и долгая пауза.
— Вы задали сразу два вопроса, господин майор. Да, кстати, я могу вас так называть?
— Да, да, конечно, — поторопился Бежецкий, заметив про себя: “Да хоть ротмистром”.
Словно прочитав его мысли, Полковник спросил:
— А может быть, ротмистром?
Смутившись, Александр залпом допил свою рюмку и выпалил:
— Я вас не понимаю, господин полковник. К тому же вы не ответили на мой вопрос.
Полковник неторопливо встал, с бутылкой в руке обошел стол и, налив Александру, вернулся в свое кресло. Только после этого, опершись подбородком на ладонь, он негромко произнес:
— На первую часть вашего вопроса я, с вашего позволения, пока отвечать не буду, а на вторую… Вы торопитесь? Куда, позвольте поинтересоваться?
— Я солдат, полковник. В конце концов, я бы хотел съездить…
— Домой, майор, я правильно вас понял?
Полковник хмыкнул и, выдвинув ящик стола, достал и пустил по траектории, только что проделанной рюмкой, тонкую картонную папку. Папка, как и было задумано, спланировала точно на колени Александра.
Развязав тесемки обычной канцелярской папки с типографским ярлыком “Дело №…”,
Начиналась подборка копией рапорта его, майора Бежецкого, заместителя — капитана Паршукова от 20 февраля 2002 года. 20 февраля — день, когда Александр попал в плен. Значит, жив капитан. “Был жив”, — поправил себя Бежецкий. С того памятного боя прошло, по самым скромным подсчетам, не меньше трех месяцев, а на войне…
Из рапорта, изобиловавшего канцеляризмами, до которых был так охоч сорокапятилетний “вечный капитан”, следовало, что майор Бежецкий, видимо, захвачен в плен, потому что: “Среди трупов общим числом до семидесяти восьми тело командира батальона майора Бежецкого, равно как и тела пятерых бойцов отряда, не обнаружены”.
Из следующего рапорта, на этот раз неизвестного майора Котельнича, он узнал, что начавший разлагаться обезглавленный труп российского майора вместе с пятью такими же трупами рядовых обнаружен в лесу, неподалеку от места боя при таянии снега 11 марта с.г. Служащими воинской части номер… в лице трупа (каково сказано!) опознан майор Бежецкий Александр Павлович, “предположительно взятый в плен боевиками незаконных вооруженных формирований 20 февраля с.г. в бою у станицы Н-ской”. Акт медицинской экспертизы. Копия “похоронки” нового образца: “Ваш сын и муж, Бежецкий Александр Павлович, пал смертью храбрых при выполнении своего воинского долга по защите целостности и конституционного строя Российской Федерации…” Так, та-та-та, та-та-та (майор знал формулировку наизусть, сам сколько раз такие подписывал), командир в/ч такой-то… О! Президент Российской Федерации, Главнокомандующий Лебедь А. И. Факсимиле. Надо думать, чтобы слеза гордости прошибала родичей. Накладная на отгрузку “груза-200”… Сопроводиловка в военный комиссариат города… Значит, гроб-то старикам отправили, козлы, а не Наташке. Копии маминых телеграмм брату Сережке и другой родне… Пара кодаковских фоток с похорон… Ого, Сережка бороду отпустил, хиппарь университетский. Копия свидетельства о смерти… Опаньки! Копия свидетельства о заключении брака между гражданином Николаевым Вадимом Сергеевичем (Вадька, с-с-сволочь!) и гражданкой Бежецкой Натальей Николаевной. Свежая еще, от 17 мая. Надо же, не побоялись “всю жизнь маяться”. Ну Вадька, дождался все-таки своего, надоело с Наташкой просто так кувыркаться… Копия свидетельства о смерти Бежецкой Марии Николаевны от 20 мая…
Александр вдруг поймал себя на том, что уже минут пять машинально разглаживает тусклую ксерокопию ладонью. Эх, мама, мама…
Перед глазами стояло милое лицо, с возрастом ставшее еще более мягким и добрым, ласковые руки, тихий голос… Мама, которая, как отважная наседка, готова была защищать своих отпрысков до самой смерти… До смерти…
Наконец он захлопнул папку и, молча пустив ее по столу обратно, поднялся:
— Я могу быть свободен, то… господин полковник?
— Да, конечно, Александр Павлович, идите. Вам нужно побыть сейчас одному.
Александр повернул ручку двери. Вслед ему раздался голос Полковника:
— Завтра я жду вашего решения.
— Какого? — не оборачиваясь спросил Бежецкий.
— Вернуться или…
Майор покачал головой, сам не понимая по какому поводу, и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
В номере он кинулся ничком на постель. Сунувшаяся было с утешениями Инга получила заряд такого отборного мата в семь этажей с заворотом, что, буркнув что-то вроде: “Russisch Schwein”, с видом оскорбленной невинности покинула люкс. “Конечно, свинья!” — горько думал Александр, уткнувшись лицом в подушку. Хотелось заплакать, как в детстве, самозабвенно зарыдать до икоты, до сладкой истомы и жалеть, жалеть себя… И чтобы мягкая мамина ладонь легла на голову, впитывая боль и детское горе… Мама. Мамочка. Когда Александр, еще в Афгане, в первый раз угодил в госпиталь, она поседела, по словам Сережки, в одну ночь. Из-за его полугодового молчания (Тирасполь) — слегла с инфарктом. И вот теперь…