Зажгите костры в океане
Шрифт:
Из ницшеанских строк кандидата в миллионеры, из поэмы-мечты инженер-лейтенанта саперных войск Кахидзе мы составили «круг наиболее достоверного места предполагаемых находок миридолита».
Мишка после одного из прокуренных заседаний у меня в комнате сказал, что он разыщет хоть одну из консервных банок, брошенных в тридцать четвертом году Кахидзе, и сделает из нее кубок. «Для лучших минут жизни», — так сказал Мишка.
Наш маршрут пересекает «круг наиболее достоверного…». Поэтому мы думаем о миридолите. Времена сменились. Блестящий, как ногти «роскошных блондинок», минерал стал нужен для сверхъемких аккумуляторов, для сплавов… если хотите, даже для производства кондиционированного воздуха.
В последний раз переходим вброд Эргувеем. Мы идем, растянувшись цепочкой. Впереди Мишка, за ним я, потом ребята, Виктор замыкает.
Где-то в горах на востоке прошли дожди. Вода Эргувеема сера, как солдатская шинель; тревожно взмахивают голыми ветками вырванные водой кусты. Мишка осторожно нащупывает брод. Даже ему вода доходит до паха.
— Иах!.. — тревожно раздается сзади.
Я оглядываюсь и вижу огромные суматошные глаза Лешки. Вальку сбило с ног.
Не помню, как уж мы выскочили на берег. Вальку несло уже по самой середине. Путаясь в завязках тюков, мы гнались за ним по отмели.
— Эх, боги-черти, утонет парень! — крикнул кто-то.
Мишка бежал впереди, как невиданный яркий зверь-прыгун. Ковбойка пламенела на ветру.
«Боги-черти» на этот раз оплошали. Вальку прибило к берегу метров на триста ниже. Мы догнали его уж вплавь.
— На кой шерт мошились, — прошепелявил Валька. В зубах у него был ружейный ремень. Рюкзака не было.
Мы долго и облегченно смеялись. Коварный северный ветерок вздувал на коже пупырышки. Мы сидели на галечнике и выжимали одежду. Желтая вода Эргувеема спешила на юг. Вместе с ней спешил к югу и Валькин рюкзак с продуктами.
Было похоже, что придется застрять здесь на целый день. Чтоб не терять времени, Виктор один пошел искать бочку с продуктами, что была заброшена весной на самолете.
Постепенно все успокоились. Ветер и солнце сушили подмокшие вещички. Мы лежали, покуривали, разглядывали пейзаж. Хороший кругом пейзаж! Все маленькое. Коричневые прутики березки лихо торчат на кочках, и небо, как старенькое одеяло, висит над этим миром, над нами.
«Квлг-квлг!..» — непонятно бормотали на речном дне камни.
Лемминг выполз из-за кочки, недоверчиво посмотрел на нас бусинками глаз, потом зашуршал-забегал. Аккуратный был такой зверек, в коричневой добротной шубке. Какие-то неведомые нам травинки увлеченно кивают друг другу головами на соседней кочке. Да, вот она, жизнь!
— Так вот гибнут люди, — философски замечает Лжедимитрий.
— Если так, то хорошо, — сурово ответствовал Леха.
— Давайте, юноши, поживем еще, — предложил Мишка.
Мы идем в светлом тумане ночи. Тревожно голгочет тундра. Видимо, ей плохо спится при таком свете. Километров за пятнадцать отсюда нас ждет Виктор. С ним куча всяких вкусных вещей.
— Мы еще поживем, Валюха!
Мишкин голос гулок, как орудийный выстрел. На весь спящий полуостров раздается ночной стук гальки под сапогами.
Мы находим Виктора так же легко, как «под часами на Арбате в шесть». Он дремлет у потухшего костерка. На грязном лице ввалились щеки. Что-то неладно…
— Я не нашел бочки, — тихо говорит Виктор.
— Мы еще поживем, ребята, — машинально бормочет Мишка.
Мы ищем бочку два дня. Мы облазили десяток островков и проток. Бочки нет!
Мы тщательно сравниваем аэрофотоснимок, где она отмечена, с местностью. Черт разберется в этих протоках, рукавах, островах и старицах. Очень может быть, что ошибся тот человек, что раскидывал бочки зимой с самолета. Тогда был снег: угадай, какой под ним остров!
Очень может быть, что ошибаемся мы. Бочки все-таки нет…
Следующий лабаз уже на озере Асонг-Кюэль. Туда дней десять пути. Если не будет туманов, если не будет дождей, если мы будем свирепы к работе, как бенгальские тигры…
Мы решаем рискнуть. Виктор закладывает отчаянной длины маршруты. Мы должны, не прервав работы, дойти за десять дней до Асонг-Кюэль.
— Вперед, тигры! — напутствует нас по утрам Виктор.
— Есть, начальник! — рычим мы.
Маленькие тундровые уточки кормят нас. Есть такие существа под ненаучной кличкой «чеграши». Очень самоотверженные птицы. Гуси и зайцы всегда исчезают вместе с продуктами. Это ненадежный вид корма. Только чеграши плавают по осоковым озерам и ждут, когда мы убьем их на завтрак, обед и ужин.
На третий день Григорий Отрепьев изобрел новое блюдо: остатки муки пополам с прошлогодней брусникой. Имя ему — «мечта гипертоника».
По утрам Мишка заботливо осматривает карабин и смазывает патроны. Чтоб не заело. Но олени и медведи старательно прячутся. Камни-дни один за другим срываются во вчерашнее.
Дальше — больше, дальше — меньше. Важно, чтоб дальше. Виньетки наших маршрутов кружевом покрывают правобережье Эргувеема. Так создается металлогеническая карта.
Иногда чеграши исчезают. Мишка уходит тогда с карабином стрелять гагару. Очень трудно убить дробью эту неуязвимую птицу. Мы сидим у костра и кипятим воду. Грохнет винтовочный выстрел. Мишка возвращается. Мы встречаем его без особого энтузиазма. Мясо гагары имеет вкус пропитанной рыбьим жиром автомобильной покрышки. Гагара варится два часа.
— Лучше баранины, — нерешительно говорит Валька.
— Конечно, лучше, — солидно говорит Лешка. Он отходит.
За кустом раздается странный звук. Кажется, так тошнит человека.