Здесь ради торта
Шрифт:
— Напрасны?
Я бросаю на него пустой взгляд. Я ни за что не стану описывать торнадо, которым стала моя комната после всех этих смен нарядов.
— Пожалуйста, не зацикливайся на том, как я использую это слово.
Одна сторона щеки Клейна слегка подрагивает, и я понимаю, что он очень хочет, чтобы я описала свои душевные терзания. Мои руки скрещиваются. Очень жаль.
— Я решил, что маме и сестре лучше знать правду, учитывая, что фиктивные отношения — это для твоего блага, а не для моего.
— Ты прав.
Он
— Ты все еще можешь проявлять ко мне привязанность. Я могу сказать, что ты умираешь от желания, а я никогда не откажу женщине в том, чего она так отчаянно хочет.
— Ха! — я посылаю ему свой лучший испепеляющий взгляд. Он не испепеляет — его глаза пляшут от смеха. — Прикасаемся только тогда, когда это необходимо, Мэдиган.
Он открывает дверь своей машины.
— Принято к сведению.
Я выхожу из машины и изучаю дом, залитый светом быстро заходящего солнца. Он уютный, с лепниной, со стеной бугенвиллии[xxxiv], цветущей на шпалерах. В центре двора растет лимонное дерево, ствол которого выкрашен в белый цвет.
Я жестом показываю на дерево, когда Клейн огибает машину и выходит на тротуар рядом со мной.
— Вы в детстве делали из лимонов с этого дерева лимонад?
— Я разрезал их пополам и посыпал сахаром внутри, а потом выдавливал прямо в рот.
Он улыбается воспоминаниям.
— Дикарь.
— Еще какой. На заднем дворе растут три апельсиновых дерева.
Он смотрит на мою шею, когда говорит это, и я поднимаю руку, застенчиво поглаживая ее. В животе возникает странное чувство, и на этот раз — еще и в груди.
— Готова? — спрашивает он.
— Давай сделаем это.
Клейн открывает ключом входную дверь и кричит, когда мы входим в фойе:
— Мам, мы здесь.
— Кухня, — окликается она.
Клейн ведет меня через небольшой дом, мимо гостиной с типичным диваном и журнальным столиком, а также камина со старомодным фасадом. Запах чеснока и лука усиливается по мере того, как мы идем, а затем мы попадаем на кухню. Шкафы выкрашены в самый красивый оттенок лазурного синего, с ручками цвета слоновой кости. Мать Клейна, стоя у плиты, помешивает что-то в большой кастрюле, а затем поворачивается.
Она лучезарно улыбается, и первое слово, которое приходит мне в голову, когда я вижу ее, — тепло. За ним следует слово «счастливая», когда она смотрит на своего сына, а затем на меня.
— Пейсли, как узор, — говорит она ярко, выходя вперед. Ее волосы темнее, чем у Клейна, ближе к каштановым.
Я смеюсь.
— Точно.
Я протягиваю ей руку и удивляюсь, когда она обнимает меня. Мои конечности тают, и я расслабляюсь в ее объятиях. Я глубоко люблю свою мать, но ее привязанность никогда не была такой демонстративной.
Мама Клейна отстраняется, ее глаза сверкают.
— Я Розмари.
— У Клейна ваши глаза, — говорю
Она подмигивает сыну.
— Это точно. Но я отказываюсь брать на себя ответственность за его сварливость.
— Ха, — смеюсь я.
Розмари жестом указывает на стол на четыре персоны в противоположном конце комнаты.
— Садись, — говорит она. — Клейн, налей своей фальшивой подружке бокал вина.
Ее откровенность застает меня врасплох, но дразнящая ухмылка на ее лице говорит о том, что она просто бойкая на язык. Благодарно кивнув, я принимаю бокал красного вина, который Клейн ставит передо мной.
— Розмари, я так понимаю, вы не против плана, который мы разработали?
— Я была потрясена, когда впервые услышала об этом, но потом сестра Клейна рассказала мне всю твою историю, и после этого, — Розмари пожимает плечами, — я бы сказала, что это честная сделка.
Она еще раз помешивает все, что находится в кастрюле на плите, затем наливает себе бокал вина и присоединяется ко мне за столом.
— К тому же Клейн никогда не был на Восточном побережье, да и вообще на острове. Должна получиться интересная история.
— Думаю, ему там понравится.
Я смотрю на Клейна, оценивая его реакцию на наш разговор. Он достал из холодильника пиво и устроился на третьем стуле за столом, откручивая крышку и делая долгий глоток.
— Что может не нравиться в аллигаторах и гольф-карах? — спрашивает он, сглатывая.
Я ухмыляюсь.
— Ты провел свое исследование.
— Предстоит провести еще много исследований, — он направляет на меня свою бутылку. — Относительно тебя.
Я отпиваю глоток вина.
— Сегодняшнее исследование касается тебя, — напоминаю я ему.
Розмари взволнованно хлопает в ладоши.
— Насколько глубоким должно быть это исследование? Я смогу достать смущающие детские фотографии?
— Нет, — говорит Клейн.
— Да, — возражаю я.
— Фотографии будут, — заявляет Розмари.
— Мам, нет, — твердо говорит Клейн.
— Клейн, не будь таким жестким. Что такое маленькая детская попка между друзьями? — ее взгляд переходит с Клейна на меня и снова на него. — Вот кто вы, да? Друзья?
Поднеся бутылку пива к губам, Клейн говорит:
— В некотором роде.
— Пейсли, ты простила его за жестокую критику твоей истории?
У меня отвисает челюсть.
Глаза Клейна выпучились.
— Напомни мне рассказать футбольному тренеру Оливера о том, как Иден сбросила шорты в общественном месте и попыталась помочиться на пальму.
— Ты еще не родился, когда это случилось. Ты можешь повторять неловкие истории, только если ты был жив и достаточно осведомлен, чтобы помнить их самому, — Розмари гладит меня по руке. — Сестра Клейна очень подробно рассказывает о нем, когда сплетничает.