Здесь ради торта

Милликин Дженнифер

— Я сделаю все, что в моих силах.

Я одариваю ее своей самой выигрышной улыбкой.

Она вздергивает бровь.

— Ты сделаешь больше, чем это.

Пейсли выдвигает стул рядом с Сесили и садится.

— Палома, перестань его пугать.

— Это не моя проблема, если он чувствует себя испуганным из-за того, что его призвали к великолепию, — она бросает на меня долгий взгляд с оттенком неприязни.

О-о-о. Она знает, почему я не нравлюсь Пейсли. И она, в знак солидарности,

тоже меня недолюбливает.

Пейсли продолжает собрание.

— Клейн — дебютирующий автор, который в настоящее время не представлен в социальных сетях.

— Профессионально, ты имеешь в виду? — спрашивает Сесили.

— И лично, — отвечает Пейсли, бросая взгляд на меня, а затем возвращаясь к Сесили.

Удовлетворение согревает мою грудь при кратком воспоминании о том, как Пейсли призналась, что искала меня в Интернете.

Взгляд Сесили сужается, брови сходятся к центру.

— Есть ли причина, по которой ты социальный призрак?

Социальный призрак? Что это за термин, черт возьми?

Я пожимаю плечами.

— Мне не хочется рассказывать людям, чем я занимаюсь каждый день. И мне действительно все равно, чем занимаются другие люди каждый день.

Сесили начинает закатывать глаза, но останавливает себя.

— Revolucionario[xxviii], — бормочет Палома.

Пейсли поджимает губы, чтобы не рассмеяться.

— Ладно, ладно, — она прижимает ладони к поверхности стола. — Клейн — это клиент. Никакого закатывания глаз и обзывательств.

Ее взгляд устремлен на меня. Черт, как же она красива. Большие глаза, темные ресницы, стройная шея. Как бы я еще описал ее, если бы создавал персонажа?

— Почему бы тебе не рассказать мне, какие цели ты ставишь перед своим брендом?

Вопрос Пейсли отвлекает меня от моих блуждающих мыслей.

— Мой бренд? Что это за вопрос? Я человек, а не вещь. Я не «Найк».

Она откидывается на спинку стула, рассматривая меня.

— Расскажи мне о своей книге.

Дело в том, что я писатель. Можно написать целую книгу, в моем случае сто десять тысяч слов, и не суметь изложить ее в пяти предложениях. Это как переполненная раковина, которую вы вытираете бумажным полотенцем. Слишком много сюжетных линий, идей, борьбы персонажей и конфликтов, чтобы уместить все это в один абзац, да еще и продать концепцию.

— Ну, — начинаю я, с каждой секундой все сильнее сжимая ладони. Здесь всего три зрителя, а я уже теряюсь. Я наклоняюсь вперед. Стул скрипит. — Это романтический саспенс/мистерия, действие которого происходит в 1920-х годах.

Пейсли просит меня продолжать.

— Влиятельная семья устраивает свадьбу своей дочери с местным мафиози, но когда она оказывается мертвой, они заставляют ее сестру-близнеца тайно занять ее место, пока они пытаются раскрыть убийство.

Брови Пейсли приподнимаются.

—

Вообще-то звучит неплохо.

— Похоже, ты удивлена.

Она пожимает плечами, что-то записывая в блокнот.

— А интимная близость на страницах есть?

— А что?

— Чтобы мы знали тон романа. Мы не хотим представить твою книгу в неверном свете.

В этом есть смысл.

— Да.

Пейсли ставит галочку в своих бумагах.

— А как происходит убийство? Оно описывается?

— Да. Но, Пейсли, — я смотрю на двух других женщин, опираясь предплечьями на стол. — Твой план — рассказать о моей книге в социальных сетях? Потому что я действительно не понимаю, как все это может выйти в свет и…

— Вообще-то, — говорит Сесили. — У меня есть другая идея, как мы должны к этому подойти.

Она поднимает брови на Пейсли, как будто просит разрешения поделиться.

Пейсли кивает, побуждая ее продолжать.

— Я думаю, мы должны использовать вашу ситуацию, чтобы вызвать интерес к твоей книге.

Я в замешательстве. Какую ситуацию?

— Например, ситуацию с фальшивыми отношениями, в которой вы оба находитесь, — говорит Сесили, уловив, что никто не следует за ходом ее мыслей.

Пейсли поднимает брови.

— Ты хочешь, чтобы я, — она показывает на свою грудь, — была в социальных сетях Клейна?

— Вроде того, — поясняет Сесили. — Это не обязательно должно быть твое лицо. Это могут быть твои ноги, вытянутые на песке. Это может быть снимок, где вы плаваете в океане. Это могут быть ваши спины, когда вы катаетесь на велосипедах.

— Вот почему я ненавижу социальные сети, — бормочу я, потирая глаза. — Так чертовски надуманно.

Сесили качает головой.

— Я еще не закончила объяснять. Ты должен быть честным в том, что делаешь. Скажи прямо, что у тебя фальшивые отношения.

Я уже качаю головой. Мне следовало догадаться, что лучше не надеяться на успех. Эта идея так же безумна, как и звучала с самого начала. Лучше покончить с этим сейчас. Пейсли может рассказать семье, что поймала своего нового парня на измене, или что-то подобное, чего я никогда бы не сделал. Я буду плохим парнем, она сохранит лицо, и мы оба сможем жить дальше. Я придумаю, как издать свою книгу самостоятельно. Авторы постоянно это делают.

— Пейсли… — я прерываю себя, увидев, что она улыбается. Нет, сияет.

— Мне это нравится, — говорит она Сесили.

А меня она спрашивает:

— Клейн, что ты ненавидишь в социальных сетях?

— Это фальшивка.

— Тогда не будь фальшивым. Будь подлинным. Честным. Будь собой.

— Быть честным о фальшивых отношениях? Это называется оксюморон.

У Пейсли подергивается губа, и я представляю, как она борется с желанием использовать слово moron[xxix] в другом смысле.