Здесь слишком жарко (сборник)
Шрифт:
Большинство его однокурсников неплохо зарабатывали тем, что рисовали портреты прохожих на набережной. Подрабатывал и Виктор.
Ольга работала в школе, они сняли отдельную квартиру, но денег не хватало, и она тоже занялась торговлей. Ей совсем не шло это занятие, но выхода не было. Они начали ездить то в Польшу, то в Венгрию, привозили и продавали что могли.
Поначалу дело это было весьма доходным, хотя и нелегким. Но по мере того, как росло количество магазинов импортных товаров, хлопот становилось все больше,
И все-таки это был хоть и нелегкий но заработок, которого хватало на вполне сносное существование.
Продолжать учебу в институте он не стал. Кому в стране торгашей нужны художники, тем более – учителя рисования?
Однажды он получил известие от родителей – те собрались уезжать. Он не поехал к ним и даже не стал отвечать на телефонные звонки, когда мать пыталась дозвониться до него через знакомых.
Родители сдали квартиру, как тогда полагалось, коммунальным службам и уехали.
Возвращаться ему было теперь некуда. Такая жизнь вскоре надоела ему, и тогда он объявил Ольге о своем решении.
Документы он оформил чрезвычайно быстро и, взяв картины, отправился на землю обетованную.
Когда он прилетел в Израиль, цены на жилье достигли своего пика. Тех денег, что он получил в аэропорту в рамках так называемой «корзины абсорбции» – помощи новым иммигрантам – едва хватало, чтобы заплатить за два месяца проживания на съемной квартире.
С собой он привез незаявленные в декларации 500 долларов, но эти деньги, огромные для России того времени, здесь для него мало что меняли.
Начались бесконечные переезды с квартиры на квартиру. Один он снимать квартиру не мог, приходилось делить старые халабуды в южном Тель-Авиве с совершенно незнакомыми людьми.
Израиль был переполнен гастарбайтерами со всего мира: здесь были филипинцы, таиландцы, уроженцы Центральной Африки и масса палестинцев с оккупированных территорий. К ним прибавились еще четыреста тысяч «русских».
Он, что называется, «попал», как и многие другие.
Денег на обратный билет не было, а долг уже был – те деньги, что он получил прямо в аэропорту в виде помощи.
Чтобы улететь обратно, нужно было вернуть эти деньги, но кроме того, нужно было еще как-то жить.
В такой ситуации оказались почти все «русские», приехавшие со ста долларами в кармане: чтобы выжить, хватались за любую работу.
Он не стал исключением.
Поначалу Виктор пытался пробиться в Академию, но местная высшая школа давно уже перешла на коммерческую основу, и израильские профессора были крайне озабочены в первую очередь тем, чтобы оказаться не в последнем децеле среднего класса.
До его картин и талантов никому не было дела, это был не чудаковатый учитель рисования, который вместе со знаниями отдавал своим ученикам душу. Здесь уровень способностей оценивали секретарши на основании предоставленных документов и справок.
Ему выдали перечень курсов, которые он должен досдать, чтобы его приняли на учебу. Курсы стоили недешево и таких денег у него не было. Помощь студентам со стороны Сохнута была ограничена двадцатитрехлетним возрастом и оплачивали они лишь часть обучения.
И он хватался за любую работу – мыл посуду в ресторане, строил дороги, выносил мусор со стройки… Заработанных денег хватало как раз впритык…
После нескольких раз, когда ему недоплатили, а потом задержали зарплату, он несколько дней ночевал на улице. Точнее, слонялся, не в силах заснуть на скамейке посреди парка (свободных скамеек было тоже немного).
Помыкавшись дня три, он пришел в маклерскую контору в поисках более дешевого жилья, которое было бы ему по карману.
Здесь он и встретил Миру.
У нее был талант – всему находить применение и из всего извлекать деньги. Узнав о том, что он художник, она сразу же нашла ему заказчиков. Если он, по ее мнению, рисовал не то, что нужно или не так, как нужно, она тут же ему об этом говорила и приобретала с каждым днем все большее влияние на него.
Платили ему копейки – четыреста шекелей за картину маслом, но этих денег вполне хватало, чтобы оплачивать уже хоть и развалюху, но без соседей в комнате, которую, кстати, тоже нашла ему Мира.
У нее был дар продавать. Она могла продать все, даже воздух. Начав с Гербалайфа, она в отличие от многих горе-коммерсантов, не только не прогорела, но все выше поднималась в лабиринте этой пирамиды, став в конце концов воплощением успеха и зависти жаждавших денег и такого же успеха начинающих коммерсантов.
Очередной успех лишь разжигал ее не знавший границ аппетит. Даже родив одного за другим двоих детей, она и дома занималась не столько детьми, сколько расчетами и подсчетами.
Заработав на гербалайфе, она подалась затем в маклеры. Здесь удача также сопутствовала ей. Маленькая, с несуразной фигурой и лошадиными зубами, она умела очаровать кого угодно. Она всегда была доброжелательна, приветлива, а тех, кто, по ее мнению, не купит, умела отвадить незаметно, но эффективно. Спустя два года, она открыла свою собственную посредническую контору.
В Викторе она обнаружила немалый потенциал, и он сам не заметил, как полностью оказался в ее власти.
Сначала она нашла ему заказчиков, потом, когда он подучил иврит, устроила его вести кружки рисования для детей. Наконец, она убедила открыть его собственное дело – мастерскую для оформления картин и магазин принадлежностей для живописи по совместительству.
Теперь он сам выступал в качестве подрядчика для молодых художников, перепродавая картины. У него были золотые руки, но на самом деле, всем владела и руководила она.