Здесь стреляют только в спину
Шрифт:
– Убедись, – бросил усач.
Человек вышел из машины. Осмотрелся, зашагал к неподвижному телу. Дважды выстрелил в голову.
– И этих, – зевнул усач, садясь в машину. Глупо, но правила писаны кровью. Бывает, и мертвецы пробуждаются.
Баргузин – Лорду:
Горячий информатор сообщает: результаты исследований подтверждают Клондайк. Ожидается вывоз материалов на материк. Пункт отправки – аэропорт Тикси. Пункт назначения – Мирный. Местонахождение Клондайка неизвестно.
Лорд –
Сообщите условия высылки материалов. Есть ли возможность проникнуть на борт?
Север – Стерегущему:
Группа Листвянского ликвидирована. В пригороде Тикси найден труп Жидкова. Есть опасения, что он выдал информацию – на теле следы пыток. Предлагаю форсировать пересылку материалов.
Стерегущий – Северу:
Пересылку разрешаю. Соблюсти все меры предосторожности. Удвоить охрану. Материалы ожидаю лично – в Мирном. Удачи.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Июль, 2002 год
Где-то между Приленским плато и Центрально-Якутской равниной
Я не феминистка. Не умею, не хочу и никогда не буду. Надоело ежедневно любоваться «полосой спецназа», венчаемой голой скалой (не говоря уж о попытках ее преодолеть).
Однако приходится это делать – вид в окне незыблем.
«Райское» местечко – тренировочный лагерь спецназа МЧС. Три жилые пятиэтажки, клуб, санчасть, материальный склад. Рычащий аэродром, спортивный городок, чуть поодаль – госпиталь. Упомянутая полоса как часть учебной базы. За сопками – стрельбище, за стрельбищем – «дорога в ад» – лабиринт в пещерах, наводящий панику на курсантов-новичков.
И я, за каким-то фигом зависшая между двух сопок. Круглая сирота, «недоучка» из медицинского, жена инструктора по выживанию, сосланного в Якутию...
Когда-то это место называлось воинской частью, но с тех пор утекло почти полтора десятилетия. Армию били и унижали. От важного звена в цепи ракетных войск стратегического назначения остался лишь свинарник (местные якуты после ухода военных взяли на прокорм недорезанных чушек, сотворив тем самым небольшое продовольственное чудо). Вокруг этого жизненно важного подразделения и начал возводиться летом 1999 года учебный центр уважаемого министерства. Якутов прогнали, строения отремонтировали, завезли контингент. Говорят, на «параде» побывал лично Сергей Кужугетович, одобрил начинание и пообещал помочь. А может, и не было здесь никакого министра – так, красивая легенда.
Вода в этот день отсутствовала – меняли трубы в подвале. Я занималась сухой чисткой посуды, когда в дверь влетел Борька Липкин, инструктор из третьего отряда. С утра он, кажется, хвастал, что выбил выходной.
– Рахманова не было? – выпалил Борька.
– И тебя бы не было, – невозмутимо ответствовала я, – да вот явился.
– Понял, – сообразил Борька, – спасибо. – И смылся.
Не успела я поменять тарелку, как он возник вторично. Черные очки на идеальном римском носу озадаченно блеснули.
– А чего это ты делаешь?
– Посуду мою, – объяснила я, обдирая ножом последнюю алюминиевую плошку. – Больным шевелиться нельзя, они заразные.
– Понял, – неуверенно повторил Борька. – Хотя и не совсем... – Потом помялся и добавил: – У меня такое ощущение, Даша, что будут проблемы. Самолет под Ханангой навернулся.
И снова убежал. Я устало посмотрела в окно. Пейзаж за рамой надоел до чертиков: макет подорванного дома и фигурки в камуфляже, ползущие по веревкам. Посуда кончилась. Задрапировав «бытовой» уголок, я вернулась к изучению труда Бориса Акунина «Статский советник» (наша библиотека пополняется раз в пятилетку). Времени – вагон. Двое больных, находящихся под моим патронажем, спали в палате. Одного из них я должна была уколоть через два часа, другого – после ужина (на мой непросвещенный взгляд, курсант Анищенко просто симулировал пищевое отравление, чтобы увильнуть от тактических занятий).
Культурная жизнь на этой «зоне» разнообразием не отличалась. Пойти – некуда. В клубе в тридцатый раз – «Тридцатого уничтожить». В магазине – всего битком, но для кого стараться? До ближайшего города – шестьсот миль. Друзей – ни одного. Круг общения – пять особ из числа жен инструкторского состава, и тема разговоров в этом месяце одна – как супруга инструктора Гречкина переспала с зампотехом Кравченко, а Гречкин в порядке вендетты переспал с поварихой. Соседи неразговорчивы. Собаки запрещены. Любовника не нажила. Муж до полуночи бегает по сопкам, выживать там кого-то учит...
От изящного слога Бориса Акунина меня отвлекли громкие звуки. Кто-то проскакал по коридору. Потом вернулся, грозно кашлянул и распахнул дверь. Переспелая мадам Зоя Мартыновна Калистратова, тяжелая во всех отношениях, – делопроизводительница при директоре учебного центра Рахманове.
– Липкин был? – грозно вопросила она, прижимая к персям коленкоровую папочку.
Я удивленно подняла голову.
– А разве он болен?
– Но ведь где-то он должен быть, – с убийственной логикой ответствовала Зоя Мартыновна и побежала дальше.
Я закрыла глаза. Исходя из замкнутости круга, следующим должен появиться сам Рахманов и спросить, не видела ли я Зою Мартыновну, а то ему надо срочно отпечатать донесение в центр, а самому это делать не позволяет положение.
Через плац в гробовом молчании протопала колонна курсантов. Каждый день в одно и то же время колонна возвращалась с тактических занятий, а я, как классическая русская баба, их жалела. В курсанты набирали добровольцев, отслуживших срочную. Обучение – год, опрятные казармы, отпуск. Выжимали из них все соки...
Как в воду глядела. Дверь в санчасть в третий раз заскрипела, и в проеме образовался Игорь Евгеньевич Рахманов, Герой России, заслуженный работник МЧС и глава учебного центра. Мужественный, харизматический мужчина.
– Ой, – сказала я, – здравствуйте. Вы ищете Зою Мартыновну? Она была пять минут назад, спрашивала Липкина. А Липкин был до этого, спрашивал вас...
– Дарья Михайловна, зайдите ко мне через десять минут, – сухо распорядился Рахманов. – И переоденьтесь, пожалуйста.
Дверь захлопнулась. Кошки заскребли на душе.