Здоровое общество. Догмат о Христе

Фромм Эрих Зелигманн

3. Рост самосознания может стать по-настоящему эффективным, лишь если будет сделан следующий шаг — изменение практики жизни, основанной на невротической структуре и постоянно её воспроизводящей. Так, например, пациент, невротический характер которого заставляет его подчиниться авторитету родителей, обычно строит свою жизнь так, что роль господствующего садиста-отца играют босс, учитель и т. д. Его можно вылечить, только если он изменит свою реальную жизненную ситуацию таким образом, чтобы она не воспроизводила постоянно тенденции к подчинению, которой ему хочется поддаться. Более того, он должен изменить свою систему ценностей, норм и идеалов так, чтобы они благоприятствовали его стремлению к здоровью и зрелости, а не блокировали его.

Те же самые условия — конфликт с потребностями человеческой природы и в результате этого страдание, осознание того, что именно не функционирует, и изменение реальной ситуации, а также ценностей и норм — столь же необходимы для лечения социальной патологии.

Целью предыдущей главы этой книги было показать конфликт между человеческими потребностями и нашей социальной структурой, способствовать осознанию наших конфликтов и того, что именно распалось. В настоящей главе я намереваюсь рассмотреть различные возможности практических изменений в нашей экономической, политической и культурной организации.

Однако прежде чем приступить к обсуждению практических вопросов, давайте ещё раз посмотрим, что же представляет собой душевное здоровье, опираясь на принципы, изложенные в начале этой книги, и какой тип культуры следует считать благоприятствующим душевному здоровью. Душевно здоровая личность — это личность продуктивная и неотчуждённая; личность, относящаяся к миру с любовью и использующая свой разум для объективного постижения реальности; это личность, переживающая себя как уникальное индивидуальное существо и в то же время чувствующая общность со своими собратьями; личность, не подвластная иррациональному авторитету и охотно признающая рациональный авторитет разума и совести; это личность, находящаяся в процессе непрерывного рождения в течение всей своей жизни и считающая дар жизни своим самым ценным достоянием.

Давайте помнить также о том, что душевное здоровье — не идеал, который надо навязывать личности или которого человек может достичь, лишь преодолев свою «природу» и пожертвовав «внутренним эгоизмом». Наоборот, стремление к душевному здоровью, к счастью, гармонии, любви, плодотворной деятельности внутренне присуще каждому человеку, если только он не родился духовным или моральным уродом. Получив соответствующую возможность, эти стремления утверждаются насильственно, как это можно наблюдать во многих случаях. Необходимо особое стечение обстоятельств, чтобы перевернуть и удушить это внутреннее стремление к здоровью; и действительно, на протяжении большей части известной нам истории использование одним человеком другого вело к такому извращению. Думать, будто это извращение внутренне присуще человеку, — всё равно, что бросать семена в пустынную почву и жаловаться на то, что они не взошли.

Какое же общество соответствует этой цели душевного здоровья и какова должна быть структура здорового общества? Прежде всего, общество, в котором ни один человек не является средством для достижения целей другого человека, а всегда и исключительно является целью сам по себе; общество, где никто не используется и не использует себя в целях, не способствующих раскрытию человеческих возможностей; где человек есть центр и где его экономическая и политическая деятельность подчинена цели его собственного развития. Здоровое общество — это общество, в котором такие качества, как алчность, склонность к эксплуатации и обладанию, самолюбование, невозможно использовать для достижения материальной выгоды и роста личного престижа. Это общество, где действовать по совести считается основным и необходимым качеством и где оппортунизм³⁴⁹ и беспринципность считаются качествами асоциальными; где индивид занимается общественными проблемами так, что они становятся его личным делом; где его отношение к ближнему не отделено от всей его системы отношений к частной жизни. Более того, здоровое общество — это такое общество, которое позволяет человеку оперировать обозримыми и поддающимися управлению величинами, быть активным и ответственным участником жизни общества, а также хозяином своей жизни. Это такое общество, которое благоприятствует человеческой солидарности и не только позволяет своим членам с любовью относиться друг к другу, но содействует такому отношению; здоровое общество способствует производительной деятельности каждого в его работе, стимулирует развитие разума и позволяет человеку выразить свои внутренние потребности в коллективном творчестве и обрядовых действиях.

Экономические преобразования

А. Социализм как проблема

В предыдущей главе мы обсудили три различные реакции на нездоровое состояние сегодняшнего общества: тоталитаризм, суперкапитализм и социализм. Тоталитарное решение, будь оно фашистского или сталинистского типа, совершенно очевидно, ведёт к ещё большему безумию и дегуманизации; решение, предлагаемое суперкапитализмом, лишь углубляет патологию, внутренне присущую капитализму; оно увеличивает отчуждение человека, его автоматизм и завершает процесс превращения его в служителя идола, называемого производством. Единственным конструктивным решением является социализм, стремящийся к коренной реорганизации нашей экономической и социальной системы в направлении освобождения человека от роли средства для достижения внешних целей, в направлении создания такого общественного порядка, в котором поощряются человеческая солидарность, разум и производительность. И всё же не приходится сомневаться в том, что результаты социализма там, где он до сих пор провозглашался, оказались по меньшей мере разочаровывающими. В чём причины этой неудачи? Каковы цели и задачи социальной и экономической реорганизации, которая позволила бы избежать такого провала и привести к оздоровлению общества?

Согласно марксистскому социализму, социалистическое общество строилось на двух предпосылках: обобществлении средств производства и распределения и централизованной плановой экономике. Маркс и ранние социалисты не сомневались в том, что если бы эти цели удалось осуществить, то почти автоматически произошло бы освобождение всех людей от отчуждения и наступило бы бесклассовое общество братства и справедливости. Они считали, что для преобразования человека необходимо лишь, чтобы рабочий класс взял в свои руки политический контроль либо с помощью силы, либо в результате выборов, национализировал промышленность и ввёл плановую экономику. Вопрос о том, правы ли они в своём предположении, перестал быть чисто теоретическим; Россия сделала всё то, что, по мнению марксистов-социалистов, было необходимо сделать в экономической сфере. И хотя российская система показала, что в экономическом отношении национализированная и плановая экономика может работать эффективно, на примере её функционирования можно убедиться, что этого совершенно недостаточно для создания свободного неотчуждённого общества, основанного на братстве. Наоборот, российская система показала, что централизованное планирование порождает ещё более сильную степень регламентации и авторитарности, нежели капитализм или фашизм. Тем не менее тот факт, что национализированная и плановая экономика была создана в России, вовсе не означает, будто российская система — это реализация социализма в том смысле, как понимали его Маркс и Энгельс. Это значит лишь, что Маркс и Энгельс ошиблись, полагая, будто узаконенная смена типа собственности и плановая экономика являются достаточным условием для осуществления социальных и человеческих изменений, которых они желали.

Хотя обобществление средств производства в сочетании с плановой экономикой были главными требованиями марксистского социализма, были и другие требования, которые не удалось осуществить в России. Маркс не настаивал на полном уравнивании доходов, но всё же имел в виду резкое уменьшение неравенства, характерного для капитализма. В действительности же неравенство доходов в России гораздо больше, чем в Соединённых Штатах или Великобритании. Ещё одна идея Маркса состояла в том, что социализм должен привести к отмиранию государства и постепенному исчезновению общественных классов. На самом деле государственная власть и классовые различия в России сильнее, чем в любой капиталистической стране. В конечном счёте центральной идеей Марксовой концепции социализма была идея о том, что человек, его эмоциональные и интеллектуальные силы являются задачей и целью культуры, что вещи (=капитал) должны служить жизни (труду) и что жизнь не должна подчиняться чему-то неживому. И здесь наблюдается аналогичная картина — неуважение к индивиду и его человеческим качествам в России гораздо сильнее, чем в любой капиталистической стране. Россия, однако, — не единственная страна, попытавшаяся воплотить в жизнь экономические идеи марксистского социализма. Другой такой страной была Великобритания. Как это ни парадоксально, лейбористская партия, не опирающаяся на марксистскую теорию, в своих практических мероприятиях точно следовала Марксовой мысли о том, что социализм основывается на национализации промышленности. Однако разница между Великобританией и Россией достаточно ясна. Британская лейбористская партия всегда применяла мирные средства для осуществления своих целей; её политика не предполагала требования «всё или ничего», а позволила национализировать здравоохранение, банковскую систему, сталелитейную и горнодобывающую промышленность, железные дороги и химическую промышленность, не затрагивая остальных отраслей. И хотя была создана экономика, в которой социалистические элементы переплетались с капиталистическими, основным условием достижения социализма считалось всё же обобществление средств производства.

Тем не менее британский эксперимент оказался также обескураживающим, хотя его провал не был столь драматичен, как провал российского эксперимента. С одной стороны, он породил в Англии заметную регламентацию и бюрократизацию, что не внушало симпатий тем, кто стремился к расширению человеческой свободы и независимости. С другой стороны, он не оправдал ни одной из основных надежд социализма. Стало совершенно ясно, что для британского шахтёра или рабочего сталелитейной промышленности не имеет особого значения или вовсе безразлично, принадлежит ли данная отрасль промышленности нескольким тысячам или даже сотням тысяч индивидов (открытое акционерное общество) или же государству. Его права, заработная плата и, что самое главное, условия труда и роль в процессе труда остались, по сути, без изменений. Национализация принесла слишком мало таких преимуществ, которых рабочие не могли бы добиться с помощью своих профсоюзов в чисто капиталистической экономике. С другой стороны, хотя в результате мероприятий лейбористского правительства главной цели социализма достичь не удалось, было бы недальновидно игнорировать тот факт, что британский социализм привёл к благоприятным изменениям, имевшим важное значение для жизни англичан. Одно из них — распространение системы социального обеспечения на сферу здравоохранения. Тот факт, что ни одному человеку в Великобритании не приходится считать болезнь катастрофой, способной полностью расстроить его жизнь (не говоря уже о возможности потерять её вовсе из-за отсутствия надлежащего лечения), возможно, не так уж много значит для человека среднего или высшего класса, живущего в Соединённых Штатах, для которого оплатить счёт врача или пребывание в больнице не составляет проблемы. Тем не менее это действительно большое достижение, которое можно сравнить разве что с введением всеобщего народного образования. Более того, столь же верно, что национализация промышленности, даже в такой ограниченной степени, как она была проведена в Великобритании (около 1/5 всей промышленности), дала государству возможность регулировать в какой-то степени экономику в целом, что пошло ей на пользу.

Однако, несмотря на всё уважение и высокую оценку достижений лейбористского правительства, его мероприятия не способствовали осуществлению социализма, если мы посмотрим на них с человеческой, а не с чисто экономической точки зрения. И если бы кто-то захотел убедить нас в том, что лейбористская партия лишь начала проводить в жизнь свою программу и что она, несомненно, установила бы социализм, если бы пробыла у власти достаточно долго, чтобы завершить свою работу, то этот аргумент не очень убедителен. Обобществление всей британской тяжёлой промышленности в целом привело бы к большей уверенности и процветанию, и не надо бояться того, что новая бюрократия будет представлять большую опасность для свободы, чем бюрократия «Дженерал моторс» или «Дженерал электрик». Однако, несмотря на все преимущества, такая национализация и планирование вовсе не означали бы социализма, если подразумевать под этим понятием новую форму жизни, общество веры и солидарности, в котором индивид обрёл самого себя и вырвался из отчуждения, присущего капиталистической системе.