Здравствуй, брат, умри

Острогин Макс

Много чего говорили. Говорили-говорили, и в конце концов все вдруг как-то испугались, поскольку со всеми, кто слишком уж много болтал про станцию «Сол», стали происходить неприятные вещи. Все больше какие-то болезни, серьезные, тяжелые, с кровью, так что постепенно история эта обросла пугающе фантастическими подробностями, и вспоминать лишний раз про нее никому уже и не хотелось.

Считалось, что несчастье притягивается.

И уж тем более воспрещалось вспоминать про «Сол» во время рейда.

— Ты что, совсем кретин? — спросил Хитч.

Ну и, не дожидаясь ответа, одарил Бугера в челюсть.

Бугер

хоть и здоровый парень, большой и всякими запрещенными штуками любит интересоваться, но при этом он еще и какой-то трусоватый. Сопротивляться не стал. Впрочем, сам Хитч тоже не стал усердствовать с избиением, влупил еще пару затрещин, потом сказал:

— Если еще кто-нибудь вспомнит…

Хитч продемонстрировал начальственный кулак.

А станция «Сол», она до сих пор там висит. Но связи, конечно, с ней нет. И никто не осмеливается туда отправиться. Все боятся. Будто нет ее, этой станции «Сол».

А она есть.

Есть.

Бугер лег на свою койку, Хитч, на свою, Джи просвистел что-то из непонятного, и мы продолжили ждать.

И ждали трое планетарных суток. Не в коленно-локтевом положении, а так, по-нормальному. Валялись на койках, болтали, резались в кости. Хитч достал свою книжку и снова принялся в ней что-то чирикать карандашом, что не показывал, мне казалось, что это какие-то записки.

Бугер опять удивил — показал нам разноцветные мелки — вещь чрезвычайно ценную. И еще больше удивил, когда стал этими мелками на стене рисовать.

Он рисовал пальмы, солнце, кораблики на горизонте и море, скорее всего, это он видел в каком-нибудь мультфильме или в книжке, в книжках встречались такие картинки. Из моря выскакивали то ли рыбы, то ли дельфины, а в самом краю картины из волн выставлял щупальца большущий осьминог. А на другом краю человечек идет по пляжу. Маленький-маленький. Далеко-далеко. Картина была красивая. Правда, Хитч принялся бубнить, что по уставу не полагается портить стены никакими украшениями, однако я и Джи заметили, что картина совсем не портит стену, а, напротив, ее украшает. И что если она уж настолько противоуставна, ее можно будет стереть перед прибытием домой. Хитч согласился, и картина осталась жить. А на Бугера сошло вдохновение — он взялся разрисовывать весь кубрик, и на стенах появлялись синие горы, собаки, ушастые мыши, самолеты и воздушные шары.

Хитч махнул рукой на эти художества.

Ждать было, в общем-то, тяжело, на третий день мы стали придумывать, чем себя занять дальше. Хитч опять предлагал сыграть в кости, но не на что-то конкретно, а на будущее желание. Когда мы спустимся вниз, у нас будет свободное время. И в это свободное время проигравший должен будет выполнить желание выигравшего. Мы отказывались, поскольку подозрительная удачливость Хитча в кости внушала сомнения.

Джи предлагал показать нам особые приемы, с помощью которых человека можно ввести в состояние длительного транса. Джи говорил, что это совершенно безопасно, а транс позволит нам скоротать период ожидания, на транс мы не решились.

Бугер же ничего не предлагал.

А потом дверь вдруг просто открылась, и показался один из пилотов. Не мой отец.

— На грунте, — сказал он.

— Когда выходим? — тут же спросил Хитч.

— Через два часа. И не забудьте — время планетарное.

И исчез сразу.

— Подъем! — заорал Хитч. — Подъем, тестируем комбинезоны!

Пять минут!

Мы управились за три.

Хитч в который раз проверял комбинезоны, вертел нас и так и сяк, подкручивал клапаны, проверял гидравлику экзоскелетов. Остался доволен.

— Сила тяжести здесь по сравнению с нашей — огромная, — бубнил он и так известное. — Без скелетов даже ходить не сможете. Даже лежать не сможете…

Экзоскелет — это специальное устройство для рейда. Монтируется на комбинезон. Система гидравлических демпферов, продольных амортизационных штанг, система сервомоторов для форсирования мышечного усилия, одним словом, произведение технического искусства, чудо.

Через пять минут мы были готовы, обряжены в чудо.

Снова появился пилот, осмотрел, потрогал, после чего мы начали длительное путешествие по недрам корабля. Сначала я следил за всеми этими поворотами, подъемами и галереями, потом бросил, железных коридоров в своей жизни я видел тысячи километров. Вся моя жизнь — сплошные железные коридоры, сварные швы, заклепки, гайки и болты. Я думал про другое. Что сейчас, скоро, буквально вот-вот, начнется другое, совсем непохожее, удивительное и прекрасное время.

Глава 11

Сухая гроза

Нашел я логово. Еще вчера. Пять дней выслеживал, волчица попалась хитрая. Волчицы, когда со щенятами, они всегда в три раза хитрей.

Баба хитрая, а мужик ее дурак, он во всем и виноват. За лето отожрался на кабарге, толстый, ленивый и наглый стал, а морда такая тяжелая и круглая, проснется, зарежет кого, оттащит к норе, а потом валяется кверху пузом. А раньше волки были совсем другие. Вот я читал: раньше такое зверье было эти волки, охотились на лосей, на оленей, такие худые, хищные.

А сейчас…

Увальни. Добычи кругом множество, одной кабарги — аж в глазах рябит, ну, если место, конечно, знать. Плюнь — попадешь в оленя. Вот раньше, кстати, я тоже читал, кабарга тут не водилась. А сейчас полно. Никакой тайги нет, а кабарги полно…

Да что там, если у нас уж лигры стали водиться, то про кабаргу и говорить нечего, все перемешалось. Да и волки осенью щенят иметь ну никак не должны, а, пожалуйста, плевали эти волки на осень.

А этот волчара… Нет, таких волков не должно быть вовсе, он какой-то сказочный. Лежит в травке, зубами на поздних вялых стрекоз чавкает, толстый, жирный, смешной. Хотя это и хорошо, может. У меня все Волки раньше были серьезные, правильные, если щенки в папу пойдут, будет хорошо. Конечно, охоты от такого Волка никакой, зато друг. Смешной, толстый, веселый.

Лучше всякого слона.

Так вот, этот волк задерет с утра оленя, пожует немножко и давай валяться, эпидермисом сверкать. А как солнышко начнет припекать уже по-хорошему, так тащит он добычу к логову. И не оглянется ведь даже, не то что следы запутать или воздух послушать…

Лопух.

Как его пантеры еще не зажрали?

Я его легко выследил. Придавил он свою ежеутреннюю косулю, даже резать ее по-настоящему не стал, залег в черничнике возле полянки и давай ягодки срывать. Лениво так возьмет зубами куст, затем тянет, возьмет — тянет. Так где-то до полудня и провалялся. Столько черники сожрал, что пузо даже надулось и почерничнело. А я сидел на дубе, всю ночь сидел, все отдавил, что можно только было, наблюдал за этим ягодником.