Здравствуй, дедушка Кощей!
Шрифт:
Дизель тихо скрипел за дверью, бесенята так же тихо пихались и ёрзали в моём кресле, не отрываясь от монитора, на котором Волк всё так же безуспешно гонялся за Зайцем. Дед, сидя за столом, начищал ордена и медали с моего генеральского мундира и изредка поглядывал на меня – не созрела ли очередная гениальная идея у внучека.
А ведь созрела. Не быстро, не полностью, но когда я подскочил внезапно с дивана, дед заулыбался, покивал головой и пошаркал за самоваром.
– Михалыч, а вот скажи, – я еле дождался когда дед водрузит самовар на наш большой стол из простых струганных досок, – если я тут натворю
– Ну, если ты не вздумаешь, к примеру, перенести дворец в Лукошкино или еще какую глупость не сотворишь, то посопит Кощей-батюшка, да и махнёт рукой своей костлявой. Ить он же тебя на царский пост назначил, значится всё, что ты ни делаешь, всё с евойного одобрения получается. Захочет тебе пинка дать, а не станет, чтобы престиж свой не уронить.
– Престиж… И откуда ты, деда такие словечки знаешь?
Михалыч только фыркнул. А да, всё время забываю, что дед в молодости по Европе гастролировал и на основных европейских языках худо-бедно, а объясниться может.
– Деда, тогда следующий вопрос: а не повысить ли нам Калымдая? Сейчас он у нас майором служит, а мы ему дадим… ну, полковника, скажем. А? Кощей не озвереет от такого моего самоуправства?
– Да и хрен с ним, – пожал плечами Михалыч. – Ежели и озвереет, так сбегает на луну провоется да отпустит его. А ты ведь, внучек, – дед прищурился, – не от доброты душевной нашего бравого вояку в чине повысить хочешь, а? Ну-ка признавайся, что ты там удумал?
Признаюсь, конечно, только вас с Калымдаем познакомлю. Ну, тех, кто еще с ним не знаком. Есть у Кощея отдельное войско даже, скорее – народ. Шамаханами называются. Бандиты натуральные, очень похожи на монголо-татарских захватчиков только в отличие от них по физиологии своей ближе к бесам: рожки, хвостики, хотя и без пяточков. Используются они для защиты в основном восточных границ, а также для любых военных кампаний. Вот и наш Калымдай от роду – шамахан. А по натуре – эдакий царский офицер XIX века. Прошёл обучение в Военной Академии имени Кощея, растерял шамаханское варварство, а взамен приобрел кроме воинских знаний офицерский блеск и элегантность.
Когда мы с ним в первый раз встретились, он был в чине ротмистра и командовал отдельной сотней шамахан, которых выдрессировал в настоящий спецназ. Видел я их и в бою и во время спецопераций – бойцы великолепные. После первого же нашего совместного дела я выклянчил у Кощея майорский чин для Калымдая. А потом как-то незаметно мы сдружились, а после того как я перетащил его со всей сотней к нам в Канцелярию, мы вообще не разлей вода. Его сотня, кстати, прямо тут у нас и располагается. Как выйдешь из кабинета, так в одну сторону – казарма бесов Аристофана, а в другую – Калымдай со своими ребятами.
– Наливай, Михалыч! – скомандовал я, перебираясь за стол.
Дед налил мне большую кружку душистого чая, а сам сел напротив:
– Ну?
Чай был вкусный, пряники тоже. Идею мою дед после небольших уточнений и корректировок одобрил и пошел звать Гюнтера. Загоняем мы сегодня дворецкого. Ничего, работа у него такая.
Подойдя к компу, я ткнул «пробел», поставив мультики на паузу, чем тут же вызвал обиженный писк бесенят. Потерпят. У меня тут дело государственной важности.
Шаблоны на все случаи жизни с двухстраничными перечислениями титулов Кощея у меня уже были заготовлены, осталось вписать в один из них:
«Повелеваю: за особые заслуги перед государством, проявленную храбрость в сложных операциях, за личную доблесть на поле боя и вне его, наградить орденом «За Кощея-батюшку» нашего бравого воина Калымдая Кощеевича и назначить ему чин полковника героической, непобедимой и легендарной армии всё того же Кощея-батюшки, то есть меня».
Само собой – дата, подпись, печать.
Печать приложил Михалыч, заботливо храня её в своем безразмерном кошеле на поясе. Это враки всё, что кошель безразмерный – не более шести пудов в нём унести можно.
– Ваше Величество? – в кабинет степенно вошел Гюнтер.
– Через полчаса в тронном зале будет официальная церемония, – оповестил я. – Всех бесов Аристофановых туда согнать, роту Калымдая и его самого. Придворных, какие попадутся под руку – тоже туда гони для массовки.
Гюнтер поклонился и исчез, а я повернулся к деду уже протягивающему мне официальный плащ для выходов. Шлем одевать не стал – сегодня внутренняя церемония, все свои.
Ах да, мультики снова включить мелким паразитам. А то так забудешь – еще и в кроссовки нагадят от обиды или джинсы пожуют, когда спать буду.
В тронный зал я вошел торжественно в сопровождении тридцатки рыцарей-зомби. Суровые ребята надо сказать. Личная гвардия Кощея, перешедшая мне временно по наследству. У меня с ними тоже ментальная связь, поэтому, едва я вскарабкался на высокий трон, сразу дал мысленный приказ командиру фон Шлоссу:
– «Барон, поставьте своих людей в шеренгу справа от трона».
Слева уже стояли, переминаясь с лапы на лапу, бандиты Аристофана. Михалыч быстро прошаркал к Калымдаю и его сотня замкнула квадрат. Ну а придворные, которых уже набежало немало, толпились за рядами воинов.
– Майор Калымдай! – проорал я. – Стать в центр! Яви нам себя, благородный воин!
Калымдай удивился, но отчеканил шаг и замер в центре.
Ну, я и зачитал указ в сокращенном виде без титулов. Все дружно рявкнули «Ура!» и моментально нарушив торжественный строй, кинулись поздравлять новоиспеченного полковника. Бардак, никакой дисциплины. Мы с Михалычем под шумок улизнули обратно в Канцелярию, шепнув по пути Гюнтеру, чтобы привел туда Калымдая, как все немного успокоятся.
– Вот и всё, внучек, – покивал головой дед, ставя передо мной очередную кружку чая. – Вернётся Кощей-батюшка и прибьёт тебя за самовольство. Но ты, Федь не переживай, поминки мы по тебе отгрохаем всем на зависть!
– Да ну тебя, дед, – я отхлебнул из кружки. – А пряников нет? Или хоть бубликов каких?
– Правильно, внучек, заедай горюшко-печаль раз от самогонки отказываешьси.
– Ну, дед… Завязывай.
– Вредный ты у меня, Федька, – вздохнул Михалыч, ставя на стол тарелки с пирожками. – Ить и поворчать уже старому человеку не даешь.
– Да какой же ты человек, тем более – старый? – возразил я, а дед даже рот открыл от удивления. – Ты – Михалыч!
– Не поспорить, – захекал дед.