Здравствуйте, доктор! Записки пациентов (сборник)
Шрифт:
Молоденькая невролог сразу нашла себе развлечение: раздевать Олю и щупать ногу. По выражению лица Оли она определяла тяжесть болевого синдрома и продляла бесконечный больничный. Лекарства не помогали. Хохотушка медсестра говорила: «Купите еще медвежий яд – назавтра как рукой снимет». Оля верила всему, как в церкви. Яд был вонючим, а бедру было на него плевать. Бог не спешил вылечить Олю. Лежа, стоя, сидя, на боку, на спине – в ноге крутилось колючее сверло. Только раком отпускало. Оля пыталась ночью спать на корточках, но ноги сползали, и она просыпалась от боли. Колени распухли и ныли. Каждый день казалось, что начались улучшения. Особенно когда Егор звонил и звал на вечеринку. Оля обещала, что вот-вот станет легче, и тогда…
Надежда Оли трансформировалась
Егор пришел во вторник. Прямо к Оле в квартиру, как настоящий смельчак. Дверь ему открыла мама. Сначала Оля лежала на покрывале раком, уперев подбородок в подушку, чтобы было удобнее разглядывать Егора, сидящего в кресле напротив.
– Какая у тебя соблазнительная поза, – подмигнул он.
– Ты грязный извращенец, Егор, мне же больно сидеть и стоять, – в глубине души Оле было приятно сознавать, что она соблазняет, а не вызывает одни рыдания. Ей хотелось держать Егора за руку, а потому она выдумала хитрость: – Выведи меня погулять.
– Тебе надо сперва одеться, нет? – Егор и сам был рад сбежать из лазарета, но был уверен, что идея провалится.
Спина не давала согнуться, и он помогал Оле натягивать колготки. Пожалуй, это было самым эротичным моментом последних дней. А самым смешным воспоминанием – переходить с Егором дорогу. Время, отпущенное пешеходам на зебре, не рассчитано на калек и старушек – и Оля, которая не могла развить скорость выше черепашьей, катастрофически не успевала на зеленый сигнал. Егор как джентльмен шел рядом и поддерживал ее под локоток. Справа скрежетал тормозами белый «лексус», водитель покрывался пеной ненависти и наверняка считал, что нарочито медлительная пара над ним издевается. То, что чувствовала Оля, было похоже на счастье. Единственное: ей очень хотелось прилечь, чтобы разгрузить сустав. Идти домой болеть к маме, чтобы никогда больше не увидеть Егора, было страшно. Она попросилась в бар с диванами, продлить моменты счастья. Там Оля улеглась Егору головой на колени. Его джинсы пахли свежей тканью. Они выглядели как влюбленные подростки, которые плюют на приличия, официанткам в голову не приходило, что молодой человек выгуливает развалину с защемлением нерва. Скоро в бар пришли друзья Егора. Оля чувствовала себя как на прощальной вечеринке, потому что все пили за ее завтрашнюю МРТ.
Магнитно-резонансный монстр напоминал барокамеру. Кушетку с Олей засунули под самый купол, внутри нечем было дышать, а пространство вокруг пульсировало и гудело как в аду. Хорошо, нога не болела. Медсестра предусмотрительно подставила Оле под оба колена треугольную подушечку. Когда муки закончились, Олю вытащили на свет. Попросили обождать пару минут для проявки фотографий. Пока Оля ковыляла в туалет, ее нагнал лаборант с побелевшим лицом:
– Вам надо срочно делать что-то с позвоночником, не тяните. Берите снимки и бегом в больницу.
– А что со мной? – спросила Оля, у которой не было сил посмеяться над абсурдом слова «бегом».
– По моим подсчетам, там двадцать восемь миллиметров в диаметре, это грыжа, я напишу вам расшифровку для врача, – ответил лаборант, поправляя очки.
«О, господи! – думала Оля. – У принцессы грыжа – звучит как дерьмо!»
По словам врачей, эта штуковина в позвоночнике так разрослась, что начала закрывать позвоночный канал. У нормальных людей канал шире шнура от системного блока, у Оли просвет скукожился до двух миллиметров в диаметре. Отсюда хроническая боль. Интересно, что теперь скажет ее невролог, которая две недели лечила Олю раздеванием и сгибанием ноги?
«У меня сужается позвоночный канал, думаю, будут резать», – настрочила Оля Егору смс, упустив некрасивое слово грыжа. «Все же будет хорошо, правда?» – отмазался тот, и Оле захотелось выдрать у него клок кудрявых черных волос. Она ответила: «Ну да, не в каменном веке живем».
Глупая собака будет помогать себе сама, умная пойдет к людям за милосердием. По приезде в НИИ микрохирургии Оля уже не могла сидеть и чувствовала себя дворнягой, которая улеглась на кушетке ждать вердикта главврача. Будь что будет – думала Оля. Здесь, в больнице, ее как минимум обезболят, говорят, у них и наркотики есть. На каталке по коридору стройная женщина в трико везла немолодую пациентку, которой, судя по всему, было плохо. Больная тихо стонала, молодая дама рассказывала кому-то в телефонную трубку:
– Она уже и писается, говорит, не чувствует ничего. И запах пошел ацетона, да, изо рта. А операция только в понедельник.
Олю прошибло холодным потом. Седовласый мужчина в белом халате, похожий на персонажа из «Король-лев», повернул ключ в замке кабинета заведующего и кивнул Оле, чтобы заходила. У заведующего отделением был взгляд, который проникал в самый позвоночник. Он посмотрел Олину запись с МРТ и сказал:
– Операция сложная, но я другого выхода не вижу.
– Операция? – прошептала Оля.
– Диск раздробился на секвестры, – глаза хирурга светились холодной синевой.
Оля понятия не имела, что такое секвестры. Она подумала, что заведующему часто приходится иметь дело с идиотами, которые согласны лечиться только травами и медвежьим жиром. Но она чувствовала, что ее тело само не справится. Оля только уточнила:
– Резать?
Он перебил:
– Не резать – оперировать!
Оле стало стыдно, что она к нему как к мяснику.
– А я буду потом ходить? – смогла прошептать она.
– Даже бегать будете, ну что у вас за глупости в голове, – доктор сделал вид, что окончательно рассердился.
Оле определили кровать в палате на шесть человек. Больница была забита под завязку, свободных одиночных палат не было. Оля лежала между двумя прооперированными бабушками, ее душили слезы. На койке в самом углу мучилась женщина, которой было плохо с утра, ее дочь стелила себе матрас на полу под кроватью больной. Невозможно было унять слезы, они текли беззвучно, как вода. Оля оплакивала свой раздробленный диск, свою глупую любовь и вот это путешествие себя, такой молодой и прекрасной, в царство коллективно бессознательной боли. Выбирай, что важнее: любить или сдохнуть. А если выберешь неправильно, организм скорректирует решение за тебя. И тогда останется только надеть на морду маску с эфиром, сделать дыру в спине и вырезать к черту заразу. Перед грозой операции Егор отошел на дальний план, его больше не было.
Назавтра Олины мысли стали чисты. Стонавшую всю ночь женщину прооперировали, она весь день спала. Вечером к Оле пришли подруги. «Проводить в последний путь», – вяло пошутила она. Она гнала от себя мысли о том, что от общего наркоза бывает кома. Как это возможно: заснуть и не проснуться? Она вышла к подругам в коридор, прихрамывая, как больная лошадь. На диванчике сидел Егор. Было неясно, то ли девочки притащили его силком, взывая к чувству гуманизма, то ли он сам пришел. У Егора был растерянный вид, будто он осознал, как Оля будет выглядеть в семьдесят лет. Она видела по глазам, что ему хочется выпить. Егор вывез кровать с Олей на колесиках в коридор, чтобы бабушки не подслушивали, о чем будут говорить подруги, и принес следом ее туфли. Как настоящая девушка, Оля взяла в больницу не пошлые тапки, но лаковые лодочки без каблука. Когда друзья ушли, Оля почувствовала моральное право на последнюю сигарету. Это как солдат, раненный в живот, который хрипит однополчанину: «дай затянуть», а потом вместе с дымом испускает дух. Она выползла в халатике на заснеженное крыльцо, пальцы дрожали от холода. У двери курили медсестры, одна из них была очень похожа на Кейт Мосс. Оля пожаловалась девушкам, что завтра у нее операция. Затушив окурок, проковыляла в палату и улеглась на кровать на четвереньки. Слез уже не было. Ей не хотелось, чтобы пациентки учуяли запах табака. Но медсестры Олю сдали. В покой ворвался лечащий врач: