Zeitgeist
Шрифт:
– А как же дедушка? Это несправедливо!
– После Y2K это уже история не для него.
Джо смотрел на Зету с выражением, отдаленно напоминающим сожаление. Было видно, что ему больно ее огорчать. Но обойти эту тему было невозможно, и Джо попытался объясниться:
– Мисс, я Каин, мономаньяк. Мисс, я Каин, мономаньяк. Мисс, я...
– Хватит, папа, – перебил его Старлиц. – Позже я расскажу ей про Бомбу и про Каинову печать.
– Дружище! – взревел один из пьянчуг, подошедший ближе. – У тебя здесь текила!
Зета сжала кулачки.
– Не может быть, чтобы это кончилось просто так!
– Детка, – изрек Старлиц, –
Зета отказывалась смириться. Рассудок ее бунтовал. Внезапно она расплылась в улыбке.
– А вот и нет, папа! Двухтысячный год все еще относится к двадцатому веку! Так говорится в моем учебнике математики. Так что у дедушки есть еще целый год. Правильно?
– Спросим об этом у кого-нибудь из наших друзей. – Старлиц повернулся к ближайшему забулдыге. – Парень, ты получишь дозу кактусового сока, но сперва ответь мне на один вопрос. Когда начинается двадцать первый век?
– В Новый год. С Y2K. Это всем известно. С неба посыплются самолеты, всюду вырубится электричество...
– А если начать отсчитывать столетия с нулевого года? Как бы не хватиться одного годика...
– Это еще зачем? – Забулдыга помахал своим дружкам. – Эй, borrachos! – заорал он. – Tenemos tequila! [45]
Столкнувшись с нетерпеливым спросом, Старлиц быстро остался с пустой бутылкой. Даже в чистом виде «Гран Сентенарио» хватило ненадолго. Струйки текилы, брызнувшие в бурдюки с кошерным вином, каковыми стали к этому моменту животы пьянчуг, подействовали на них, как высокооктановое реактивное топливо. Один из батраков запустил спьяну генератор. Снова вспыхнули рождественские огоньки. Двое стали швырять в раскаленную бочку деревяшки и разожгли в гараже кровавое зарево.
45
Borrachos – пьяницы (исп.). Tenemos tequila – у нас текила (исп.).
– Папа, расскажи мне про мать, – решительно проговорил Старлиц. – Как ей там, у старых родственников?
Джо опрокинул в рот текилу и содрогнулся. Потом он закивал, дрябло мотая подбородком. Возможно, дело было в неверном свете, но сейчас Джо можно было дать все сто лет. Он скорбно покачал головой.
– Лекарство для убийства стариков.
Старлиц хлопнул себя по лбу.
– Ее уже, по сути, нет, правда? Y2K ей не страшен: она уже ушла.
Карие глаза Джо сверкнули. Внезапно их покинул возраст, они превратились в две лужицы запотевшего стекла, но не холодные, а подогреваемые изнутри мужественной волей, почти солдатским геройством. Это был человек, научившийся сносить любые удары судьбы.
Джо важно вздохнул и поднял худую руку, как знаменосец в увитом колючей проволокой тупике траншеи.
– Разве нас не несет вперед, считанных нас, мчащихся в новую эру?
Старлиц отвернулся. Он проглотил текилу, и она, как и подобает крепкому напитку, нанесла ему коварный удар: превратила истинные чувства в сантименты. Пьяный хорошо понимает свое состояние: правда бьет наружу из всех потайных местечек, но опьянение снимает остроту переживания, размывает краски, превращает тревогу в дешевый мультфильм.
– Боже, – пробормотал Старлиц, – вот я и влип! Еще несколько ударов старых атомных часов, и я останусь совсем один на свете. Я один во Вселенной, отец. Без матери и отца. Сирота.
В глазах у Зеты появились слезы.
– Еще есть я, папа! Взгляни на меня! Я не сирота.
Старлиц обнял ее плечики, и они застыли, молча глядя на Джо. Старлиц не знал раньше, что ребенок может быть таким источником силы. Она тащила его в будущее, подобно тому, как спасатель затаскивает в шлюпку тонущего.
Пьяницы снова запели. В стопке старых пластинок они обнаружили мексиканскую «Feliz Navidad» [46] , которая пришлась им больше по вкусу. У кого-то нашлась марихуана. Спиртное и «травка» придали им новых сил. Те, кто еще держался на ногах, пытались плясать. Джо любовался их ужимками с лукавым выражением лица, похожий сейчас на знатока джаза сороковых годов.
– Кошачья мята в такое, [47] – изрек он.
Бочка продолжала тлеть, наполняя гараж ядовитым дымом. У Старлица щипало глаза, но он не стал это скрывать. То было пробуждение. Век испустил дух.
46
Feliz Navidad – счастливое Рождество (исп.).
47
Кошачья мята при горении пахнет, как марихуана, что позволяет дилерам обманывать клиента-новичка.
В шаткую дверь забарабанили.
– Policia! Полиция!
– La Migra! [48] – заорал кто-то. Веселье мгновенно сменилось паникой.
Джо с вызывающим хохотом скрылся с глаз, попросту испарился, как кружево ручной работы, пожранное очистительным атомным пламенем. Старлиц успел различить его прощальный крик:
– Наплюйте на все, о'кей, нарки!
– Папа, это копы! – испуганно ахнула Зета.
– Сядь, Зета, – сказал Старлиц, вытирая глаза. – Положи руки так, чтоб их было видно. Придется пройти и через это.
48
La Migra – распространенная в США кличка для силовых структур, занимающихся поиском нелегальных иммигрантов (исп.).
Старлица задержали за бродяжничество. Ему также грозили обвинения во взломе, нарушении владений, совращении несовершеннолетней, управлении без прав краденым транспортным средством без номеров, создании угрозы пожара, попытке поджога и так далее. Впрочем, предъявить все эти обвинения ему могли только после того, как он себя назовет. У Старлица не было документов, а на допросах он молчал.
Закон разрешал сделать один телефонный звонок. Он набрал экстренный номер в Вашингтоне, округ Колумбия, и напоролся на автоответчик. Пришлось опять замкнуться.
Прошло три дня, а Старлиц по-прежнему помалкивал. Полиции округа он скоро надоел, но испытание воли продолжалось. Это была обычная для тюрьмы ситуация «они меня или я их». Старлиц не вмешивался в драки, смотрел телевизор, заботился о чистоте зубов, волос, ногтей и робы и наконец дождался разрешения на второй звонок. В этот раз на том конце сняли трубку.
– Джейн О'Хулихан? – спросил он.
– Она самая. Платите вы.
– Платит округ, Джейн. Я в окружной тюряге в Сокорро, штат Нью-Мексико.