Zeitgeist
Шрифт:
Старлиц лихо подхватил Озбея под мышки и выволок из зловещего, разваливающегося на глазах кабинета. От его пинка дверь чуть не слетела с петель. Найдя туалет, он оставил Озбея рядом с дверью.
Через шесть минут Озбей вернулся в реальный мир. Он успел умыть лицо, причесаться, застегнуть рубашку.
– Что скажешь теперь? – строго спросил его Старлиц.
Озбей опасливо дотронулся до распухших губ и ноющей челюсти.
– Хорошо. Ничего не было.
– Так-то лучше. А теперь поговорим как профессионалы. Это несравненно полезнее. – Старлиц положил руку на потное плечо Озбея, словно в готовности признать в нем коллегу. – Что слышно в поп-бизнесе, Мехметкик?
В вестибюле дворца Озбей напугал своим
– Слыхал о новой девичьей группе «Худа»? – прокаркал Озбей.
– Нет, расскажи, – сказал Старлиц. Озбей оживал на глазах.
– Это малайзийские мусульманки, четыре девушки, то есть четыре замужние женщины, имеющие детей. Они выступают в головных платках, как требует мусульманская традиция, но при этом красят губы и носят туфли на платформе, танцуют и поют.
– Серьезно? Черт! Когда они начали?
– В девяносто седьмом. В Сингапуре и Куала-Лумпуре они страшно популярны. Поют исключительно коранические суры. Еще они снимаются в религиозных поп-роликах: любовь к Аллаху, положительный пример для мусульманских детей...
– Ты знаешь, как зовут их импресарио?
– Фараддин Абдул Фаттах.
– Этот Абдул – настоящий гений! Такого лучше даже не пытаться свалить... – Спохватившись, Старлиц сказал: – Считай, что я этого не говорил.
– Пойдем, я покажу тебе новую машину, – позвал Озбей.
– Отличная мысль! Пойдем.
Они вместе побрели на стоянку перед дворцом, ради которой был принесен в жертву патриархальный цветник. На западе, над Европой, медленно садилось солнце.
Старлиц замер перед серебристым «астон-мартином DB5». Его рыбьи очертания и двойные зеркала будили какие-то воспоминания. Он быстро вспомнил: в 1964 году фирма «Корги» выпустила игрушечный «астон-мартин», первую в мире модель для коллекционирования, скопированную с автомобиля из кинофильма. Эту игрушку по-прежнему производили и продавали, потому что серебристый «астон-мартин DB5» переехал из «Голдфингера» в «Шаровую молнию», а оттуда в «На секретной службе Ее Величества».
Эти фильмы смотрела половина населения планеты. То было воистину планетарное кино, предвещавшее господство Свободного Мира. К концу века «бондиана» позаимствовала у третьего мира туземные кинематографические замашки: отказалась от модернистских сюжетов ради непрерывных массовых побоищ, дорогих декораций и обнаженных красоток. Садизм, Снобизм и Секс – формула Свободного Мира, кошачья мята для масс образца двадцатого века.
То, что подобной машиной владел Озбей, было слишком unheimlich [85] . Такого щегольского самодвижущегося аппарата он не видел с тех пор, как обнаружил в подвале Капитолия штата Юта реактивный болид для гонок по солончакам. Казалось, передние фары «астон-мартина» сейчас отъедут, и вместо них из утробы автомобиля выползут два фаллических символа – старомодные перфорированные стволы скорострельных пулеметов.
85
Unheimlich – жутко (нем.).
Неужели это та самая машина? Старлиц в ужасе вспомнил, что автомобиль, снимавшийся в фильмах, загадочно пропал из авиационного ангара коллекционера-американца...
– Симпатичная, но в ремонт ее уже не берут, – небрежно проговорил Озбей.
– О!..
– Британский стиль в прошлом. Все эти игрушки отказали. Ни тебе телефонов в подметках туфель, ни взрывающихся авторучек. То ли дело – настоящий револьвер! – Озбей поманил Старлица за собой. – Полюбуйся этим лимузином. «Мерседес», настоящий евроавтомобиль: совместное изделие двенадцати стран. Компьютерное управление, современная бронезащита. В багажнике – целый военный арсенал.
Старлиц подошел ближе. Машина была даже не металлической. Старлиц назвал бы этот материал полимерным углеродом или пенистым алюминием, дальше его фантазия не шла.
– Красота! – прошептал он.
– Подарок, – гордо молвил Озбей. – Подарок другу, депутату парламента Седату Северику. – Озбей оперся о сияющий бампер. – Иностранцы считают, что все турки ненавидят всех курдов. Ложь! Они не знают хороших, достойных курдов нашей страны, а я их знаю.
Они не бывают в Сенлиурфе, Газиантепе, Адане, где простые жители турецких гор стараются вести мирную жизнь, без политиков и коммунистов. Северик-бей – уважаемый старый горец. Я горжусь, что могу называть его своим другом. – Озбей ласково похлопал ладонью по капоту. – У него свои плантации, оливковые рощи, ковроткацкие мастерские, сотни собственных солдат... Он любит, чтобы в его владениях царил покой. Он любит все добротное, гостеприимство, лошадей, женщин, ему пригодится хорошая машина. Предатели и террористы его ненавидят. Курды-предатели тратят почти все свое время и энергию на убийство добропорядочных курдов. За дело нашего национального единства полегло много кузенов Северик-бея. Но этому бронированному «мерседесу» не страшен даже иракский танк.
– Старик умеет водить?
– Какая разница? Он раздавит любого, кто встанет у него на пути.
– Следует отдать тебе должное, Мехметкик: у тебя все получается отлично. И ты чрезвычайно щедр.
– Спасибо. Твой босс-японец с Гавайев на меня не жалуется?
– Его беспокоят мертвые девушки, а в остальном он от тебя в восторге.
– Я ценю его доброе отношение, – сказал Озбей. – И твое тоже, конечно. Почему бы тебе не переночевать во дворце? У нас намечена небольшая видеовечеринка с членами парламента от Партии верного пути и МНР, банкирами и их любовницами... Когда мы схватили Оджалана, по всему миру начались курдские бунты. Курдские предатели совершали самосожжение! – Озбей со сконфуженным видом развел руками. – Как ни странно это звучит, но когда охваченные огнем курды-террористы атаковали и захватили греческое посольство, то это, признаюсь, был один из самых великолепных моментов в моей жизни. Да что там, это один из величайших моментов всего двадцатого века! У меня записаны на видеопленке сообщения об этом всех каналов: Си-эн-эн, «Немецкой волны», бразильского «Глобо Ньюс». Нам никогда не надоедает их пересматривать. Мы показываем их дипломатам, политикам, тайной полиции, всему турецкому высшему обществу. Они всегда и у всех вызывают улыбку.
Старлиц обдумал предложение. Оставить Зету ему было не с кем.
– Боюсь, не смогу. У меня другие планы.
– Потом мы поедем на свалку, стрелять по крысам из револьверов с жемчужными рукоятками.
– Увы, дружище, никак не могу. Мне очень жаль.
– Ты не хочешь приспосабливаться, – веско заключил Озбей. – Я не могу приспособить тебя к грядущему миру. Извини, Старлиц, но я больше не хочу тебя видеть. Это не нужно нам обоим. Пока я не понимал свою собственную реальность, то мог терпеть соседство с тобой. А теперь не могу. От тебя пахнет обреченностью.
– А как же группа?
– Я нарушаю твое первое правило. Они полезны мне, они важны. После Y2K их важность только возрастет. Я превращаю их в свое оружие.
– Если ты нарушишь первое правило, дружище, то в Y2K тебе не жить.
– Нет, Старлиц. Твои западные умозаключения не сработают. Это ты встретишь Y2K трупом.
– Помяни мое слово: либо ты оставишь группу, либо двухтысячный год начнется уже без тебя.
– Я не умру, Y2K будет для меня только началом. А ты подохнешь!
– Очнись, Озбей! У тебя уже два с половиной трупа. Сколько можно? По-твоему, героин – это кока-кола? Они обе наркоманки, но все решают наркотики и их количество.